http://uncensored.km.ru/index.asp?data=06.05.2006%2017:10:00&archive=on
А.Пушков
То, что происходит в Боливии, подтверждает общую тенденцию к усилению в мире антилиберальной войны
Президент Боливии Эво Моралес подписал декрет о национализации боливийской нефти и газа. Он заявил, что конфискации не будет и никто не собирается выгонять компании с рынка, однако зарабатывать столько, сколько раньше, они не смогут.
То, что происходит в Боливии, подтверждает общую тенденцию к усилению в мире антилиберальной войны. Причем, это касается не только Боливии, но и Венесуэлы, Эквадора, Перу, Аргентины, а также многих стран за пределами Латинской Америки. В частности, в России сворачивание радикального либерализма как направления политики и экономики произошло еще во второй половине 90-х годов. Первые такие тенденции были замечены при правительстве Черномырдина, потом при Примакове. Они усилились, а сейчас Россия фактически проводит очень умеренный либеральный курс по сравнению с тем, что предлагалось в свое время Гайдаром, Чубайсом и на чем теоретики радикального либерализма, или как его еще на Западе назвали «рыночного большевизма», очень долго настаивали. Переломной точкой, как мне кажется, стал период 97-98 годов, когда произошел обвал таких довольно крупных экономик мира, как Индонезии, Южной Кореи, Мексики и России. Это сказалось и на других странах. Было резкое ухудшение экономической ситуации, например, в Японии. Но экономический обвал произошел именно в тех четырех странах, которые я назвал. К ним нужно добавить еще и Аргентину, где обвал произошел немножко позже, в 98-99 гг.
События 97-98 годов очень сильно подорвали веру в теорию такого рыночного ультралиберализма
Тогда США пришлось буквально вытаскивать Мексику из экономической дыры, в которую она провалилась, предоставив ей финансовую помощь в размере $55 млрд. А Россия за радикальный либерализм наших реформаторов расплатилась дефолтом 1998 года. Надо сказать, что события 97-98 годов очень сильно подорвали веру в теорию такого рыночного ультралиберализма и в те институты, которые проводили либеральную экономическую доктрину. Например, международный валютный фонд, на который в то время молились наши ведущие реформаторы в лице Чубайса, Гайдара, Немцова и других. Международный валютный фонд, и сейчас это уже признано, тогда провалился не только в России, но и в Южной Корее, Бразилии, Мексике, Аргентине. Кстати, все, что тогда делалось в России, происходило по рекомендациям Международного валютного фонда.
Как правило, ведущие реформаторы являются еще и ведущими финансовыми махинаторами
Я помню, как в августе или в сентябре 1998 года Борис Немцов с гордостью привозил в Москву Доминго Кавальо — автора так называемого аргентинского «экономического чуда» — и показывал его нам, вот, мол, какие великие люди, как они правильно налаживают экономики. Доминго Кавальо тогда был министром финансов Аргентины. Месяцев через восемь после этого в Аргентине произошел финансовый обвал. Люди вышли на улицы, правительство пало. Мировые либеральные структуры, которые занимались интеллектуальным обеспечением аргентинского «экономического чуда», т.е. Международный валютный фонд, Всемирный банк и другие, провалились, а Кавальо был посажен в тюрьму за финансовые махинации. Это, по-моему, стало высшим проявлением краха ультралиберализма.
На примере Кавальо было показано, что успех таких агрессивно либеральных реформ кратковременен и что они действительно дают большой прирост, но за счет обнищания широких слоев населения и за счет создания колоссальных перекосов в социальной структуре общества, а в итоге это не выдерживает и взрывается. Ультралиберализм не выдерживает социального напора. Социальная ткань общества не готова согласиться с таким насилием над собой. Это первое. Второе — аргентинская история показала, что, как правило, ведущие реформаторы являются еще и ведущими финансовыми махинаторами. То есть они за счет таких ультралиберальных реформ наживаются, прежде всего, сами. Отсюда и довольно печальная судьба Доминго Кавальо.
Либерализм повсеместно в Латинской Америке отступает
Поэтому то, что сейчас происходит в Боливии, Венесуэле, Аргентине, в меньшей степени в Перу и России, это все последствия краха радикального либерализма 90-х годов. Не случайно Бразилию, например, сейчас возглавляет президент фактически социалистической ориентации — Луис Лула. Несколько лет тому назад на волне социалистической войны он выиграл выборы. За него голосовали избиратели, которые не принимают либерализма и этих гигантских перекосов в собственности, когда 1% населения владеет, допустим, 50% всего национального достояния, а остальные 50% приходятся на оставшиеся 99% населения, то есть эта тенденция назревала постепенно.
Ведь Уго Чавес тоже не сегодня пришел к власти в Венесуэле, а в конце 90-х годов и это тоже была реакция на непринятие населением Венесуэлы либерального правительства, которое проводило реформы в соответствии с предписаниями Международного валютного фонда. Так что либерализм с конца 90-х годов повсеместно в Латинской Америке отступает. И то, что произошло сейчас в Боливии, это, я бы сказал, высшая на сегодняшний день точка отката от ультралиберализма и перехода фактически к социалистической политике в распределении собственности, финансов и социальных благ. Здесь надо иметь в виду, почему такая радикальная мера была применена именно в Боливии.
Боливия не допустит приватизаций
Боливия самая бедная страна в Латинской Америке. Ниже уровня бедности или на уровне бедности живет 70% населения страны. Внешний долг при населении в 9 млн человек (меньше, чем в Москве) составляет около $6 млрд. Это большой долг, при том, что страна располагает огромными запасами природного газа, по-моему, по запасам природного газа она занимает второе место в Латинской Америке после Венесуэлы. В Боливии большие запасы нефти, олова, золота, серебра, т.е. страна очень богатая. Но, начиная с 1997 года, к власти в Боливии пришло правительство, склонное к сотрудничеству с многонациональными и транснациональными корпорациями. 25 транснациональных корпораций занимались в основном эксплуатацией этих природных ресурсов. При этом распределение добычи было крайне невыгодным, 18% шло Боливии, а 82% прибыли уходило этим транснациональным корпорациям. И вот сейчас эта ситуация взорвалась.
Президент Моралес принял решение о том, чтобы национализировать собственность прежде всего тех компаний, которые занимаются добычей газа и нефти. При этом он заявил, что это всего лишь первый этап, а следующим этапом будет национализация рудников и лесов. Дело в том, что оловянные рудники — это фактически третье по значению природное богатство Боливии, которое также эксплуатируется, прежде всего, западными компаниями. Кстати, национализация в Боливии происходит не впервые. Первый раз было в 1937 году, когда правительство страны приняло решение национализировать те месторождения нефти, которые эксплуатировались американской компанией «Стандарт ойл», а в 1969 году была предпринята вторая мера по национализации.
Но между 1937 и 1969 годом все возвращалось на круги своя, все вновь было приватизировано. Сегодня это уже третья попытка национализации, причем, как говорит Моралес, это будет третья и окончательная попытка. То есть больше, как он утверждает, Боливия не допустит приватизаций. Конечно здесь вопрос в том, насколько удастся удержать это в руках государства.
От действующего президента ждут политики, обращенной в большей степени к социальным нуждам населения
Хотя здесь самое важное — это ответ целого ряда латиноамериканских стран, потому что то же самое произошло в Венесуэле при президенте Чавесе, то же самое сейчас происходит в Перу, где один из кандидатов на второй тур президентских выборов, которые состоятся в конце мая, обещает населению национализировать газовые месторождения и рудники. Поэтому боливийский пример подтверждает тенденцию, о которой мы с вами уже говорили. Боливия идет вслед за Венесуэлой. Здесь очень важно, что и в случае с Венесуэлой, и в случае с Боливией речь идет о реакции руководителя страны на внутриполитическую ситуацию. Это не просто идеологическая ситуация, когда к власти пришел человек со взглядами националиста и принялся за национализацию.
На самом деле ни у Чавеса, ни у Моралеса не было особенного выбора. Когда Эво Моралес пришел к власти, его поддерживали 80% населения, но потом начались забастовки, от него начали требовать выполнения предвыборных обещаний. В частности, там были манифестации боливийских шоферов, работников здравоохранения, учителей, профсоюзов. Они все добивались повышения заработной платы. А в условиях, когда внешний долг государства составляет $6 млрд это невозможно.
Единственный источник повышения заработной платы для нескольких миллионов человек, которые работают в государственном секторе Боливии, — это национализация газовых и нефтяных месторождений. И Моралес это сделал под очень большим давлением снизу. И очень важно, что эта мера не нескольких радикалов, пришедших к власти, а мера, которая требует от нынешнего президента политики, обращенной в большей степени к социальным нуждам населения.
Точно также российское общество ждало, да и продолжает ожидать такой политики от Владимира Путина. Российский президент объявил национальные проекты — это тоже ответ на ожидания, которые в него вкладывали люди. И в этом смысле здесь можно увидеть, что после периода либеральных реформ наступает период большей обращенности власти к обществу, потому что общество может терпеть, но только какое-то время, потом оно уже начинает требовать, возмущаться.
А для того, чтобы не допустить выхода общества из-под контроля, ответственные правители обычно идут ему на встречу. Поэтому то, что происходит в Боливии, как мне представляется, это как раз и есть ответ на давление снизу, это ответ на то, что боливийское общество крайне разочаровано в результатах приватизации, которая произошла в 80-е годы в Боливии, и либеральной политике, которая проводилась всеми последними правителями до прихода к власти Моралеса.
Иностранные инвесторы в шоке
Что касается иностранных инвесторов, которые работали на этом рынке Боливии, конечно же, в шоке, но я думаю, что они останутся в стране. Причем, ни одна из иностранных компаний, которых затронули меры, принятые Моралесом, не является настолько зависимой от своего положения в Боливии, чтобы пережить какие-то слишком серьезные трудности. Другое дело, что норма прибыли у них резко сократится, т.е. то, что было суперприбыльно, теперь для них станет как бы менее прибыльным, и тут они должны думать и соотносить свои доходы и расходы. Хотя я думаю, что все равно для них выгоднее остаться в Боливии по двум причинам.
Во-первых, до сих пор, как я уже говорил, в Боливии уже было две волны национализации, но за каждой из них приходила волна приватизации, т.е. менялись правительства и те сферы, которые приватизировались, были приватизированы, а либеральные политики всегда шли навстречу иностранному капиталу. Вторая причина — в условиях национализации все равно у этих компаний останется большая доля и в принципе возможность в эксплуатации природных ресурсов, просто будут перераспределены доходы. Не исключено, что национализация не будет означать, что эти компании выгонят из страны, а просто пересмотрят условия, на которых с ними были заключены контракты.
Транснациональные компании сейчас могут начать финансировать те политические силы, которые свергнут существующий строй
Дело в том, что основная часть контрактов Латинской Америки, начиная с 2002 года, была заключена на базе цены за баррель нефти в $15, а сейчас цена на нефть, добываемой в Латинской Америке, перевалила $70 за баррель. С чего исчисляется прибыль — с $15 за баррель или же с $70? Ведь есть разница. Поэтому я думаю, что здесь национализация скажется, прежде всего, в сокращении прибылей транснациональных корпораций и в увеличении прибыли боливийского государства, а не в том, что они будут изгнаны из страны и не будут допущены к работе на этих месторождениях. Я думаю, что, скорее всего, они останутся на этих месторождениях.
Другое дело, что они сейчас могут начать финансировать те политические силы, которые свергнут существующий строй. Как это было в свое время в Чили, когда, например, были национализированы собственности американской компании «Анаконда», занимающейся медными рудниками в Чили. Естественно, эта компания и многие другие компании, которые работали в Чили, стали финансировать политические силы, свергнувшие Сальвадора Альенде в 1973 году.
Точно так же, когда в Венесуэле к власти пришел Уго Чавес и национализировал нефтяную промышленность, американцы стали финансировать тех, кто выступал и выступает против него. По утверждению Чавеса, против него даже организовали попытку государственного переворота. Вот этого можно ожидать и в Боливии. Т.е. своего рода месть, ответ транснациональных компаний.
Нет рабства безнадёжнее, чем рабство тех рабов, себя кто полагает свободным от оков. - И.В. Гёте.