..Все изменилось после 27 февраля. Захват крымского парламента, вежливые люди на улицах Симферополя, открытое непризнание Аксеновым и Константиновым новой власти в Киеве и, наконец, решение о возможном вводе войск в Украину произвело неизгладимое впечатление не только на население Юго-Востока (значительная часть которого категорически не принимала Майдан и жаждало реванша), но и на местную элиту. Последняя, увидев, что власть в Крыму сменилась путем прямого военного вмешательства, заколебалась. Акциям протеста, которые к тому времени уже вовсю готовили различные малоизвестные пророссийские организации (при помощи уже появившихся кураторов-политтехнологов из Москвы), было решено не мешать. А кое-где даже немного подсобить, использовав «сепаратистское движение» для торга с Киевом. Позицию дружественного нейтралитета по отношению к пророссийским активистам заняли и местные правоохранительные органы, в большинстве своем настроенные антимайдановски.
События стали стремительно развиваться уже 1 марта. Многотысячный митинг собрался в Харькове. В украинских СМИ тут же появилась информации, что значительную часть народа привезли из Белгорода. Впрочем, достаточно было провести час в толпе с протестующими, чтобы убедиться: подавляющее большинство здесь все же харьковчан.
Мэр города показательно призывал людей к спокойствию, но это не помогло. Несколько сотен пророссийских активистов отправились к зданию обладминистрации, где заблокировались майдановцы. Вооруженные брандсбойтами, они пытались отогнать оппонентов напором воды. Силовое противостояние у входа в здание ОГА и на нижних его этажах длилось около часа, после чего несколько десятков порядком избитых майдановцев вывели через «коридор позора» в центр площади, поставили на колени и заставили «просить прощения у Харькова». Завершилась акция установкой российского флага над ОГА.
Акция в Донецке в тот же день собрала меньше людей, чем в Харькове, — 10–15 тысяч. Но при этом события пошли по более радикальному пути: упомянутый выше Павел Губарев — по севастопольскому сценарию — был избран на митинге «народным губернатором».
Согласно тому же сценарию, Донецкий горсовет собрался на экстренную сессию и потребовал срочного созыва облсовета. Цель — рассмотрение вопроса «о дальнейшей судьбе Донбасса» и о назначении референдума (правда, о чем он должен быть, сказано не было). На заседание горсовета явился Губарев, который произнес угрожающую речь, призвав депутатов перейти «на сторону народа» и признать его власть как «народного губернатора». «Кто не спрятался, я не виноват», — закончил он свое выступление, оставив местных депутатов в полном недоумении. Над зданием обладминистрации тем временем вместо украинского флага появился российский, но его вскоре сняли.
В Луганске все было совсем мирно: 10 тысяч собравшихся, российский флаг возле обладминистрации, поднятый вместе с украинским, — вот и все. В «народном губернаторе» необходимости не было: на митинге присутствовали и выступали представители официальной власти во главе с председателем облсовета Валерием Голенко.
Около 5 тысяч человек прошли «антифашистским маршем» по Днепропетровску, однако ни штурма администрации, ни поднятия триколора не произошло. Несколько тысяч человек собрались в Николаеве и призвали создать новое федеративное образование вместе с Херсоном и Одессой. Но российский флаг они водрузили лишь на постамент свергнутого к тому времени памятника Ленину.
Херсон 1 марта был малоактивен, а вот в Одессе более 7 тысяч человек собрались возле ставшего позже печально известным Дома профсоюзов на Куликовом поле, где к тому времени уже несколько дней функционировал постоянный штаб Антимайдана во главе с лидером «Молодежного единства» Антоном Давидченко.
Митинги прошли и в других центрах Юго-Востока — Запорожье, Мелитополе, Кривом Роге и в большинстве городов Донбасса. Но едва ли это грозило серьезной опасностью для Киева. У акций протеста не было единого сценария и четких требований. Исключение — Луганск, где облсовет проголосовал за непризнание новой власти и задекларировал за собой право обратиться за помощью к России. И Донецк, который пошел путем Севастополя, — с «народным губернатором».
Но митинги 1–2 марта имели одно общее важное последствие: власть в Киеве резко поменяла отношение к элитам Юго-Востока. Если до того преобладающим было отношение к ним как к недобитым врагам, которых надо пересажать, а их имущество — отнять и поделить, то теперь на них взглянули иначе: как на гарантов стабильности. Базовой концепцией стал тезис о том, что только влиятельные в своих регионах олигархи могут остановить российскую угрозу и навести порядок. И никто уже не говорил о посадках и раскулачивании. Даже Кернес стал восприниматься как очень полезный человек, способный сдержать наступление пророссийских сил..