Реклама Google — средство выживания форумов :)
Геллнеру принадлежит теория генезиса националистической идеологии как формы
культурного протекционизма, изобретаемой интеллектуалами, чтобы закрепить за
собой образовательные рынки (Gellner, 1983). Национальный язык и необходимость
соответствия (изобретаемым по мере необходимости) традициям успешно пресекали культурный импорт, обеспечивая монополию местных специалистов.
Не могло быть во Франции во все времена с распада Римской империи одинаковой французской идентичности, если еще в эпоху Людовика XIII большинство людей просто не понимали языка, на котором говорили в Париже. Дюма, когда писал «Трех мушкетеров», явно преуменьшал языковые сложности, чудовищный акцент, с которым должен был говорить д’Артаньян.
Гасконцы, которые приезжали в Париж при ранних Бурбонах, представляли собой южных головорезов из горных республик, которых брали на службу, поскольку они ни с кем не могли сговориться. Они, голодные, злые и готовые к тому, чтобы сослужить любую службу, были плохо интегрированы в парижском обществе. В этом смысле предполагать у гасконцев какую-то идентичность с жителями Пикардии, бретонцами, лотарингцами, поскольку каждый из этих регионов сегодня населен людьми, считающими себя «французами», – нельзя.
Соответственно, никакой идеи «французскости» тогда почти не было, основные обязательства жителей Франции тогда были перед королем, перед их семейством или традиционным сеньором, но не перед страной.
Считается, что национализм развивается в полный рост в XVIII веке, когда люди обнаруживают, что важнее в политическом смысле быть французом, англичанином или русским, чем кем-либо иным. Некоторые предполагают, что в Англии его присутствие можно обнаружить ранее, уже в XV веке, но на континенте еще несколько столетий о таких вещах задумываются только отдельные мечтатели. Макиавелли призывает города-государства объединиться и воевать против иноземцев за Италию, но никто его не слушает. Гарибальди явится только через триста с лишним лет. Но однажды для людей становится важным не то, что они благородные в противовес неблагородным, не то, что они католики в противовес протестантам и не то, что они служат одному монарху, а не другому, а то, что они принадлежат к какому-то культурному сообществу.
Представление о том, что король действует от имени и по воле народа, что любая политическая власть исходит, в конечном счете, от народа – это новая идея. Она приходит тогда же, когда возникает национальная идентичность, и отчасти, как говорят теоретики вроде Чарльза Тилли, в ответ на чисто военные необходимости. Если вам нужна массовая армия, солдаты которой лояльны по отношению к вам, вы не можете создать ее, просто запугивая их; они должны верить, что это – их страна, соотносить себя с этой армией, чувствовать, что это – наши, а это – не наши, и перебегать к врагу – плохо.
Есть большая дискуссия о том, в действительности ли впервые национализм появляется в Европе. Один из главных теоретиков национализма, Бенедикт Андерсен, утверждает, что первый национализм – это американский национализм. Первое государство, которое объявляет себя государством народа, возникает не на Европейском континенте, а в Латинской Америке и в Северо-Американских колониях, которые потом станут Соединенными Штатами.
Но в 20-ом веке появились конструктивисты и сказали, что нации – это не то, что существует в течение веков в неизменном виде, а то, что придумывают историки, писатели и другие авторы, которые пишут о своих народах и о своей нации.
В «Воображаемых сообществах» Андерсон утверждает, что нация – это типичное воображаемое сообщество. Мы никогда не знали и никогда не узнаем всех членов нашей нации. Мы не смогли бы познакомиться с ними чисто физически, если бы задались такой целью. Но мы считаем, что нас что-то связывает – что-то очень глубокое, очень давнее – и поэтому мы представляем собой некое единство. Поэтому мы, находясь в Москве, можем читать в газете про Владивосток и считать, что это нас касается и должно быть интересно. А то, что происходит, например, в Эстонии – уже не наша история.
Важнейшая заслуга Андерсона в том, что он объяснил возникновение наций, предположил достаточно необычный, неожиданный сценарий того, как они были сконструированы. Он считает, что нации появляются в ту же эпоху, когда в Европе возникает книгопечатание, и это совпадение не случайно. Когда люди начали издавать книги, это стало бизнесом. В тот момент, в конце 15-го века, грамотным в Европе было не более 10% населения, и письменным языком была латынь. Какое-то время книгоиздателям было хорошо: книгу, которую издали на территории Германии, можно продавать и в Англии, и во Франции, и в Италии – везде, где были образованные люди – потому что языком книги была латынь.
Через какое-то время рынок был насыщен, и прибыли, которые получали книгоиздатели, начали падать. Последователей Гутенберга становилось все больше, конкуренция росла. Тогда книгоиздатели поняли, что нужно переходить на издание текстов на национальных языках. Число читающей публики в течение нескольких поколений росло. Достаточно вспомнить вклад в эту деятельность Мартина Лютера, впервые издавшего Библию на немецком языке. Тексты Лютера и Эразма Роттердамского стали настоящими бестселлерами, их продавали сотнями тысяч экземпляров.
На этой волне, по мнению Андерсона, у людей начинает возникать впечатление, что они принадлежат к определенному воображаемому сообществу, которое говорит и читает на одном языке и участвует в одних и тех же событиях. За счет книгоиздания на национальных языках, появления национальной литературы и газет, рождается представление об общей национальной истории. Это типично постмодернистский ход: не означаемое становится первичным, а означающее. Европейская литературная традиция выходит на первый план и творит нации.
На сегодняшний день конструктивистские теории идут не вглубь, а вширь. В отношении каждой конкретной национальной традиции и националистического движения пишется конструктивистская история. Она показывает, что ценности, которые националисты принимали в качестве вечно существующих, в действительности возникали на их глазах, пока они мечтали о древности своей нации.
Это многих раздражает. Можно найти конструктивистские тексты, которые касаются России, Украины, прибалтийских наций. Даже Дальний Восток, который обладает такой древней историей, этого не избежал. Если спросить среднестатистического человека, что такое японская культура, он скажет про суши и карате, а это было придумано в конце 19-го века, в эпоху Мэйдзи, и не имеет никакого отношения к реальной японской истории.