«Мы с мужем переехали из Европы обратно в Россию. Заниматься, как прежде, наукой не получилось. И он… сидел дома. Десять лет. Говорил: “Что я, на стройку пойду?”» Самореализовывался за счет меня — унижал при знакомых. Я пахала в крупнейшем мировом пиар-агентстве. Домой приходила в одиннадцать. А на диване были две ямки — от него и от кота».
«Мой муж был успешный бизнесмен, но прогорел. С горя на два года заперся в комнате. И изучал каббалу!»
«Племяннику двадцать девять. В восемнадцать прятался дома от армии, так там и остался. Днем спит, ночью грабит родительский холодильник. В этом году из квартиры не выходил ни разу. Говорит: “Зачем? Ведь человеку немного надо…”»
Повсюду слышишь подобные истории моральной смерти мужчин.
Зашла как-то женская мысль в мужскую голову, а там — пустота. Лишь где-то в дальнем углу притаилась маленькая такая, полудохлая мыслишка.
«Ты не мускулист, у тебя нет бентли, даже “бэхи”, нет любовниц, трех, ты не мужик!» — примерно так заявляет о себе устаревшее мужское достоинство. Неприспособленными к современной жизни делает мужчин именно оно. Вымирание в новом мире мужчин старого типа — общая тенденция цивилизованного мира. Женщины больше не «знают свое место», а значит, разрушена и мужская гендерная роль. Казалось бы, социальные перемены должны свистать мужские мысли наверх. Но что-то они не торопятся.
Раунд первый
Двадцатипятилетний Никита живет с папой. В квартире две стиральные машины: новую купили, а вывезти старую сыну впадлу, а папе некогда. Холодильника тоже два, по той же причине.
— Это грузчиков вызывать, тащить все вниз… Да ну на фиг, — машет рукой Никита.
В квартире затянувшийся переходный период. В комнате сто лет не доделан ремонт. Недавно приходила набожная соседка, развесила по дому распечатки молитв. «Молитва перед выходом из дома»: «Отрицаюся тебе, сатано, гордыни твоей…» Никита пьет Red Devil. Молитвы не снимает:
— А пофиг.
Его жизнь — рог изобилия: щедро сыпет сытными фигами.
— Про что ты, Юля, напишешь?
— Про смысл жизни мужчины.
— О, про секс! Хорошо!
Играет «Гоголь Бордэлло». Все смеются. В гостях еще Леша и Денис. Тут все время кто-то есть, потому что Никита — веселый, классный, компанейский парень. На спине его белой футболки надпись: «Давай дружить». На пузе два схематичных человечка занимаются оральным сексом. Он любит пошлые шутки и порно. Девушки у него нет. Просто последние пять лет Никита весит 120 килограммов. Но он уверен в себе и крут. «Ты мужик! — говорит его мужское достоинство из глубин подсознания, но не мозга. — Потому что… ты же мужик!»
В девятнадцать с кубиками мышц вместо живота Никита был любимцем женщин.
— Но я ведь не там, я здесь, — тыкает он пальцем в висок. — Когда ко мне девушки липли, я подумал: что будет, если испортится экстерьер? Располнел — и вот: «Никита, ты хороший, но…» Оказывается, дело было в кубиках пресса.
— Кени тебя любила суперстройным, — подает голос Денис.
— А пошли женщины на хер! — отзывается Никита.
— Красота не ценность? — вступаю я.
— Конечно нет!
— Любовь тоже?
— А ее не бывает.
Отец Никиты — шишка в администрации Краснодарского края. Из-под кресла выкатываются гантели. Из-за старой стиральной машины выглядывают велосипед и пыльный велотренажер.
— Это папа принес, — хохмит Никита. — Было так: «Папа, давай займемся спортом!» Через две недели: «Спасибо, папа, было круто!»
На стене у телевизора фотография отца. В свои пятьдесят два тот явно не забыл про гантели. К рамке пришпилены две медали, тоже папины.
— Победитель! — представляет Никита. — Это он чемпионат по футболу выиграл, у них там — между администрациями, бригадами, кланами…
— Папа — твой антипод, — говорю я. — Он за тебя переживает?
— Конечно! И не прессует. Леш, пойдем курить.
Раунд второй
Один друг прожил с Никитой день. Утром встали вместе: друг на работу, а Никита оприходовал пачку пельменей — и спать. В обед друг позвонил: «Что делаешь?» — «Сплю». В три часа дня позвонил еще: «Чем занят?» — «Проснулся, посмотрел фильм, опять сплю». Вечером друг купил утку, запек с яблоками. Никита сказал: «Жевать птицу впадлу». Съел хлеб с майонезом и лег спать. Так и живет последние пять лет. Друзей прикалывает, что он столько ест и спит. Он их поражает, как тигр в цирке. После девятого класса Никита учился в престижном колледже радиоэлектроники. На третьем курсе был отчислен за разгильдяйство. Окончил экстерном десятый и одиннадцатый класс, поехал с друзьями поступать в Москву. На вокзале решил, что пойдет на философский.
— Изображали мы там умников у друзей в общаге! А сами пили коньяк, курили сигары. Был кайф.
— Почему ты вместо того чтобы делать — изображаешь?
— Вот у меня сейчас мозг порвется — что ты такое сказала?
Никита не поступил: проспал с бодуна первый экзамен. Вернулся домой, устроился барменом. Потом еще куда-то продавцом-консультантом. Коллективы были друж-ные, жизнь веселая. Старательно допился до чертиков. Из психбольницы выписали быстро, но со справкой об инвалидности и пенсией в пять тысяч рублей. Друзья подозревают: это папа расстарался, чтоб от сына был хоть какой-то прок.
— Любовь — это когда рядом с человеком кайф, — утверждает Никита. — Потом этот наркотик приедается, нужен следующий. Есть кайф и его отсутствие, понимаешь?
Его младшая сестра уехала в столицу, выучила там японский, устроилась на работу, влюбилась в москвича.
— Почему у сестры получилось, а у тебя нет?
— Не знаю.
Леша:
— Пойдем курить?
Никита:
— Папа за меня расстроен. Но никогда об этом не говорит. Приходит вечером: «Сынок, скачал какой-нибудь фильм?» — «Да, папа». И мы садимся, едим, смотрим фильмы — каждый день. Кайф.
Раунд третий
— Ты считаешь, что никому не нужен?
— А кому? — проявляет интерес Леша.
— Обществу, что ли, ты имеешь в виду?! — эмоционально реагирует Никита. — Типа от тебя что-то зависит? Если все напились, а ты трезвый и друзей ведешь домой — вот тогда ты нужен.
— Когда-то ты собирался стать дизайнером, ребята говорили. Человек захочет красивый дом — ты будешь ему нужен.
— Ему мои навыки нужны. А сам я буду гастарбайтером. Я специально сделал так, что меня отчислили из колледжа. Потому что не мое. Я рисовал на парах! Шаржи делал на однокурсников, мне все открытки для девушек заказывали.
— Что ж в художественный не пошел?
— Сначала надо три года вазы с яблоками рисовать. Тебя учат не тому, что ты хотел делать. Вдалбливают правила, нагнетают нервы. Потом надо еще доказать, что ты выучил, как они говорили, хотя думаешь по-своему. Студенты годами пашут не за знания — за галочку.
— Какой смысл жизни вообще у всех людей? Продолжить род? — вклинивается Леша.
— Мужчины покоряли космос и моря, чтоб показать всем, какие е…чие, — подхватывает мысль Никита. — Или, типа, я родился — это ведь что-то значит? Надо хоть чемпионат выиграть. По футболу.
— Вот я тружусь грузчиком, каждый день, — ловит мяч Леша.
— А я тебя за это уважаю, — отбивает подачу Никита. — Потом ты будешь главным грузчиком. Потом директором главных грузчиков. И наконец — человеком-трактором!
Никита теперь почти не рисует: все равно выходят одни скомканные листы.
Нокаут
— Какое-то звено пропущено, — говорю я. — Между желанием быть дизайнером и отсутствием желания вообще кем-то быть.
— Ну, просто человек загорается, а потом — пшить, как спичка, — объясняет Никита.
«Мерседес эс шестьсот шестьдесят шесть!..» — перебивает его компьютер.
— Я какую музыку люблю? — откровенничает мой герой. — Gangster Shit! Битуха и читка, читка!
Приходит гиперактивный сосед Дима. Он все пытается устроить Никиту на работу, но не получается.
— Дима, а у тебя какая цель? — спрашиваю я его.
— Закрыть на работе объект, сходить на вождение, встретиться с моей девушкой Ариной.
— А в смысле — глобально?
— Ну, развить отношения с Ариной. И чтобы на работе были хорошие проекты… Права получить…
Никита любит играть на плейстейшн в драки: для себя всегда выбирает девушку-японку, которая, повинуясь его джойстику, ловко крушит мускулистых парней одного за другим.
— Тебе не кажется, что и в реальности мужчина проиграл?
— Женщина не победила, — откликается Никита, — она просто взяла власть. А мужчины расслабились. Все это… оно как-то кружится само вокруг меня. Приходит, уходит. Я к этому никакого отношения не имею. Я даже не могу объяснить папе, почему ничего не хочу. И тебе. И себе.
— А как же смысл жизни?
— А может, я не хочу его знать. Может, если я его узнаю, мне станет страшно.
Никитино «фиговое дерево» — чтобы сделать вид, будто он понимает, что за фигня с ним происходит.
— Знаешь, среди моих друзей почти все как Никита, — говорит Денис. — Не все, конечно, дома торчат, но в привычном смысле не работают: увлекаются искусством, путешествуют автостопом… У нас есть интернет-сообщество любителей артхаусного кино. Я его называю «клуб неудачников».
Итоги боя
Московский психотерапевт Михаил Папуш сидит на диване с котом на руках и тоже говорит, что брутальным лидерам крышка:
— Мужчины теряют главную роль. Они привыкли делать то, что умеют: работу, карьеру. Женщины раньше отвечали за все остальное. Теперь «все остальное» — главное. То, что умеют мужчины, обессмыслилось. Стать академиком… и что? Наука сдохла. Космонавтом? Капитаном дальнего плавания? Миллионером? А зачем? Существование, полное возни и тревоги. Никакого удовлетворения. Монстры — корпорации, государства — по-прежнему за мужчиной. Но все это пустое. Ценности перекочевали в семью, в детей, в «чего мы вместе хотим». И в выживание. Идеи нового мира гуманитарные. Теперь он женский.
— Но почему стало так много травоядных мужчин?
— Налицо все симптомы конца мужского мира. — За спиной Папуша большое панно из оранжевых лоскутков в полосочку и горошек. — Мужчина на пороге будущего и не понимает, что делать. Он растерян. Еще в мои времена у него был так называемый проект, конкретная цель — то, что наполняет трюм корабля и делает его равновесным. На корабле груз, и у корабля есть пункт назначения: первым делом самолеты, а девушки потом. Теперь «самолетов» нет.
— Мяу! — требует кот.
Ученый вскакивает, чтобы его выпустить, и продолжает:
— Женщины, которые приходят ко мне на консультации, знают, чего хотят. Даже если не знают, то в поиске желаний. А мужчины, даже если чего-то хотят — не могут. Чаще они ждут от женщин, что те им укажут, чего желать. Только за два месяца в моей практике пять историй «он мне изменил». Семья, жили много лет, и вдруг — любовница. Дальше песня! Эти тетки, жена с любовницей, его делят. Он ждет, как они там решат. Для женщин это их ситуация. А муж там не хозяин, он просто влип. «Слева сено, справа сено». А главное, коль любовница станет женой — на колу мочало, начинай сначала. В мои времена мужчины еще умели жить на две семьи. Везде были жены, дети. Они папу любили, он к ним был снисходителен… Все было у мужчины в руках. Не теперь.
— Мяу! — раздается из-за двери.
Папуш снова вскакивает, чтобы впустить питомца обратно. Этот мир принадлежит не мужчинам, не женщинам, а требовательным котам.
— Инициация — важная тема, — говорит Папуш. — Основное, чем я занимаюсь с клиентами, — инициация во взрослое. Они все — в тридцать, в сорок — еще дети, с мамой и папой, что, конечно, смешно. Но выйти во взрослое можно только в женщину или в мужчину. В этом для мальчиков сложность. Ведь стать мужчиной — значит искать цель… И на инициацию надо решаться самому. Это можно, но никто не навязывает, даже не предлагает. Какое взросление! «У тебя такая хорошая мама!»
И ставит точку:
— Мужчинам в том виде, в каком мы к ним привыкли, конец. Чтобы стать новыми и выжить, им придется приспособиться. А если не умеют — учиться этому у женщин. В будущем мужчина с женщиной должны вместе построить общий мир.
Сам Михаил Папуш уверен, что брутальности не потерял. Он оградил свое мужское достоинство немного эзотерической целью: собрать все важное из старого мира, чтобы передать новому.
Призы победителю
Кирилл оплачивает домашний интернет в подмосковном Александрове. Улыбается симпатичной кассирше. Ноль реакции — не ценят современные женщины «интеллектуальный тип» (это когда маленький рост, худые плечики, круглое лицо с очками. Глаза, правда, умные, но кто ж на них смотрит?).
— Почему я должен ориентироваться на образ грузчика? — возмущается Кирилл, выходя на улицу. И причитает: — Ну ес-ли я не та-кой?!
Он в широких штанах и светлой рубашке, на стереотипы начихал, остался верен скромному умному себе. Мало того, он вообще трансгендер, то есть раньше был женщиной. Мужскую жизнь начинает с нуля.
— Кирилл, а что значит быть мужчиной?
— Я знаю, как это ощущение приходит. Мужчина — хозяин жизни.
Будучи еще женщиной, Кирилл приехал в Москву из Калуги. Совершил переход в мужской пол, не бросая университета. Однокурсники наблюдали, как у подружки ломается голос, потом растет борода. Параллельно с учебой он ложился на операции, судился с загсом за право получить новые, мужские документы. Жил в общаге по старинке — с двумя подружками, писал им курсовики за деньги и домашние обеды. Потом пошел работать, купил квартиру в Александрове — два часа на электричке до Москвы.
Он через многое прошел, чтобы стать «хозяином жизни». А теперь вот идет в магазин за тапочками. Теми самыми, в которые суешь ноги после тяжелого рабочего дня. Мама Кирилла вообще-то уже приезжала и их купила. Только «с женским рисунком». А должны быть брутальные. И не просто тридцать девятого размера, а «тридцать девятого мужского». Кирилл придирчиво рассматривает гендерную обувь, остается недоволен. Надо, чтобы тапки были еще и уютны.
Дома у него, как и у Никиты, не окончен ремонт. Но как-то все на местах, все новое, и всего по одному. Свой быт селфмейд-мужчина выстраивал в свежем, самостоятельно купленном пространстве, а не в забитом старыми предметами доме отца. Маленький телевизор на коробке — от самого себя. Зато компьютер — на большом столе, с большим экраном. Здесь у Кирилла общественная работа: доклады для международных конференций, разработки для закона о здравоохранении, в котором должны быть прописаны права трансгендеров, которые он в меру сил пытается защищать.
Жены нет. Несколько трансженщин, которым Кирилл помогал, мечтали стать его принцессами. В ответ он показывал на кухонном подоконнике кактус: «Видишь цветочек? Один у меня уже есть». За этим кактусом Кирилл начал ухаживать в девять лет, привез его из Калуги в московскую общагу, потом в Александров. Колючий питомец зацвел единственный раз. Потом почему-то начал безудержно размножаться, обрастая круглыми игольчатыми «детками».
— Я точно знаю, что однажды влюблюсь, — говорит Кирилл. — Когда женщина увидит во мне не средство для чего-нибудь, а человека. И тогда сделаю невозможное, чтобы ее завоевать.
Но с атрибутами принца у Кирилла сложно: помимо прочего, он еще и работает секретарем на ресепшне.
— Переход в другой пол рушит социальные связи, — объясняет он. — Так что в двадцать пять я начал жизнь заново. Пришлось идти хоть на какую-то работу. Секретарский опыт уже был. Со стереотипом «это работа женская» теперь легко борюсь. Просто я лучше всех ее делаю. Многим, кроме «образа мужика», нечего больше предложить. А я слишком долго доказывал свое право на индивидуальность. И теперь готов ее отстаивать даже у стереотипов.
«Стать секретаршей?! Уж лучше плейстейшен!» — наверняка возопило бы мужское достоинство. Но мысли Кирилла крепко обосновались на верхней палубе. И как-то так получается, что зарплата у него все быстрее растет.
— Что будет, если мужику отрезать член? — неожиданно рубит он сплеча. — А повесится. Потому что больше у него ничего нет. Быть мужчиной — эдакий подарок природы, вроде и делать ничего не надо. Гендерный социоконструкт беззащитен, потому что строится на биологической заковырке.
Последнюю операцию — по прикреплению биологического мужского достоинства — Кирилл не сделал: дорого и для здоровья опасно. А если нет члена, смену пола загсы не регистрируют и разрешения на смену документов не дают. Но Кирилл нашел аргументы, доказал врачебной комиссии, что он — мужчина, не предъявляя свежепришитый орган. Теперь у него и справка есть.
— Было бы интересно посадить обычного мужчину перед психиатром, — хмыкает Кирилл, — и сказать: «Докажи, что мужик. Не сни-ма-я шта-нов!»
Правда, сколько героев вышли бы со справками, а сколько — без?
— Я — мужчина нового типа, — декларирует Кирилл. — Меня не так легко лишить достоинства.
Язва! Про него психолог Папуш сказал, что смена пола и волонтерство для него превратились в проект. В тот самый груз, который делает корабль равновесным. Так что в каком-то смысле у него в голове действительно все в порядке, потому что ничто не мешает в штанах.
— Отсутствие телок и тачек в депрессию меня не вгоняет, — говорит хозяин. — Ну э-то не мо-е! Не надо мне вертолетов. Мне важен вклад в общество, возможность людям помогать. Денег на жизнь всегда заработаю.
Кирилл — мужчина без конца.
— К мужчинам сплошные требования, — возмущается спецкор «РР» Игорь Найденов. — Чтоб бабло рубил, статус имел, в постели был гигант. Попробуйте сами жить под этим грузом стереотипов!
— Стереотипы, — огрызаюсь я, — у самого мужчины в голове.
— Нам же с детства долбили: мальчики не плачут. Тут не хочешь — зациклишься. А женщины хотят и права мужские получить, и привилегии женские себе оставить. Если бы они были мужчинами, то понимали бы, что так не бывает!
Вообще-то поначалу мы с Найденовым хотели писать этот текст вместе. Но для этого в нас оказалось слишком мало общечеловеческого. Я ему о причинах мужской инфантильности, а он: «Женщины сами виноваты». В общем, Игорь, передаю тебе слово, пиши, что хочешь, я все стерплю!
Игорь Найденов: «Женщины — как дети. Зачем-то стремятся поскорее вырасти»
Сейчас я буду страшно рефлексировать и женоненавистничать. Кто не спрятался, тот может идти менять прокладки.
Приятели возвращаются из Таиланда. Предупреждают: «Там, если девку хочешь снять, бери средненькую на физию. Самых симпатичных пропускай — это мужики».
Не знаю почему, но в этом месте рассказа я ощущаю гордость за свой пол, и что-то эротическое начинает щекотать в нижней части живота. Мужская природа — и физическая, и духовная — гораздо пластичнее, разумнее, чем кажется некоторым молоденьким журналисткам.
Настоящий мужчина, милая, не тот, кто долго не кончает. А тот, кто быстро соображает. Я, например, быстро — не прошло каких-то сорока лет — сообразил, что жизнь предоставляет мне, как настоящему мужчине, кучу возможностей экспериментировать с гендерной самоидентификацией. В самом деле, надоело, что нужно быть строго молотом и пестиком, противопоставляя себя наковальне и тычинке.
Теперь у меня так. Захочу — добавлю себе маскулинности, в морду какому-нибудь гопнику (хотя интеллигенту — приятнее) дам. А захочу — поплачу сентиментально, как некая дама с камелиями, над фильмом «Танцы с волками».
А баба? Баба так, как я, не может. Бабы — это гвозди. Прямолинейные и блестят.
Кому из мужчин не хотелось хоть раз, хоть на денек стать женщиной? Почувствовать, что это такое: когда у тебя титьки, когда можно сказать, что у тебя голова болит, и все тебя начнут жалеть, а не презирать за слабость.
В то же время я не знаю женщин, желающих на денек оказаться мужиком. Им в мужском обличье неинтересно, некомфортно, худо. Все, что нужно женщине для гендерного счастья, — это взять мужчину за пенис и крепко держать до конца его дней, что бы там ни говорили деловые дамы.
— Ты меня любишь? — то и дело спрашивает меня моя жена.
— Ни на что другое времени не остается, — то и дело отвечаю я.
Он едва донес ее до брачного ложа
Пара. Он — лысый, как князь Монако, только что женатый, женоподобный, вызывает легкую брезгливость. Она — с четырехмесячным пузом, прикрывает его букетом, вся воздушная в винтажном бежевом тюле. По бокам от них подруга и мать — ее, по всей видимости, — движутся эскортом, как спотыкающиеся на высоких каблуках телохранительницы.
Бутырский дворец бракосочетаний, единственное в Москве место, где расписывают с иностранцами. Странное название. Вот Бутырская тюрьма — это понятно, знакомо.
Белые женщины, цветные мужчины. Черные и желтые, иссиня и изжелта, гастеры и экспаты, с двойным гражданством в паспорте и с тройным одеколоном изо рта. Мужчины скучают: кто покачивает ногой, кто забавляется с телефонными игрушками. Женщины что-то усердно строчат в бумажках. Оказывается, заполняют заявления на брак. И за себя, и за жениха.
— Существует такое убеждение: инфантилизм заканчивается там, где появляется необходимость действовать, принимать решения. Допустим, есть нечего. Это справедливо? — спрашиваю я Анну Карташову, руководителя Психологического центра на Волхонке.
— Согласна. Это вещь, обусловленная обстоятельствами. Но есть проблема. Часто родитель-женщина не дает своему ребенку-мужчине взрослеть, потому что чем он зависимее, тем проще его контролировать. Поэтому нельзя допустить, чтобы у птенца кончилась еда.
Психологическая ответственность в паре «родитель — ребенок» лежит на родителе. В данном случае на женщине. Поэтому женщина в первую очередь должна перестать хотеть быть мамой.
— Каковы корни мужского инфантилизма?
— У меня есть твердая уверенность, откуда пошло у нас это безобразие. Причина в Великой Отечественной войне. Мужчин было мало, много матерей-одиночек: им приходилось рожать от женатых. Преувеличенная ценность мужчин вытекала из менталитета: пусть контуженый, инвалид, старый — хоть какой, но свой.
В результате выросшие в неполных семьях дети — и девочки, и мальчики — не видели классической мужско-женской модели отношений. Только материнско-детскую. Они не знали, как нормальный здоровый мужик, простите, заботится о нормальной здоровой бабе. Потом они женятся, эти два ребеночка, выросшие без отцов, и начинают снова строить материнско-детскую модель. Она принимает на себя роль матери, потому что женщина — это прежде всего мать. А он — роль дитяти. И, рождая своих детишек, они демонстрируют им то же самое.
— Получается, что у этого не будет конца?
— Это как проклятье до седьмого колена. Мы живем в окружающей среде. Если волчонок обитает в тайге, он будет охотиться на зайцев. А если в тундре, среди карликовых берез — то на леммингов. Инфантилизм растет из неумения быть взрослым. Чтобы что-то уметь, надо, чтобы тебя научили родители. А Маугли — это сказка.
Дорогой, на сколько я выгляжу? — На 36,6
«Я даже не могу объяснить, почему ничего не хочу, — говорит персонаж Никита автору текста Юлечке. — Женщина не победила, она просто взяла власть. А мужчины расслабились».
А ничего, что мужчинам надо просто иногда подумать над мироустройством?! Забавно: баба, размышляющая над мироустройством!
Бабушкинский загс. Попасть в спецкабинет для разводящихся можно только с черного хода. Как бы втихаря, как бы непристойно это — разводиться. Мужчины ослепительно и оглушительно ироничны. Им кажется, что так можно сохранить лицо. Какая причина развода, спрашиваете? Не сошлись сексуальными ориентациями. А еще конец света скоро — не нагулялся.
— Многие расстаются из-за мужского инфантилизма? — спрашиваю я даму, оформляющую документы.
— Кто же признается? Женщина не скажет, что вышла за тряпку. Мужчина — тем более. Редко кто может сказать про себя, что он подкаблучник.
У Ожегова в Толковом словаре эта статья, кстати, выглядит так: «Подкаблучник, м. (прост., неодобр.) — муж, находящийся в полном подчинении у жены (у нее под каблуком)».
Интересно, что нет такого слова — «подкаблучница». Или похожего по смыслу. Хотя каблуки у мужчин тоже имеются.
— В авторитарном государстве, таком как Россия, на мужчину ложится дополнительная нагрузка: мало того что ты повсюду задавлен ответственностью, так надо еще прогибаться под систему.
— Это как-то связано с инфантилизмом? — выпытываю я у психолога Карташовой.
— Влияние есть, конечно. Для ребенка среда — папа с мамой. А для взрослого — государство. Если вокруг авторитаризм и дисциплина типа «я — начальник, ты — дурак», то, естественно, адаптироваться к ней проще тому, кто инфантильней, кто начальника воспринимает как авторитет просто потому, что он — начальник, а не личность, не профессионал. Но во всем этом нет причинно-следственной связи. Не мы инфантильны, потому что система авторитарна, а система авторитарна, потому что кругом инфантилы.
Больной побил температурный рекорд
Мужчине свойственны порывы. Забавно: баба — и порывы! Одна рассказывала: «Ссорюсь с мужем, ору, размахиваю руками. А сама тем временем думаю: надо бы старый мобильник разбить о стену, вроде со злости, чтобы он мне потом новый купил».
Около черного хода в загс мальчишки копаются в урне. Подумалось: в урне с прахом семьи.
— Чего делаем? — спрашиваю одного, нахального.
— Кольца ищем.
— Какие кольца?
— Обручальные, какие. Мужики разводятся, выходят и, матерясь, сюда их выбрасывают.
— И много нашли?
— Пока ничего. Но пацаны говорили, на прошлой неделе два было. Одно хорошее, дутое. А другое — без пробы, хрен продашь.
— А бабы?
— Бабы не бросают.
— Почему?
— Потому что бабы.
Рядом над дорогой висит растяжка: «Анализы на инфекции. Сдайте вдвоем, заплатите за одного».
Ничего личного — просто секс
«Каков же смысл жизни?» — спрашивает целеустремленная журналистка вялого юношу.
«А может, я не хочу его знать. Может, если я его узнаю, то мне станет страшно».
Господи, да это же Леонид Андреев с его заглядыванием в бездну Космоса. А баба знай свое толкует. Про кубики на брюшине и «бентли». Ей кажется, что у слова «страшно» есть только одно значение: страшно быть мужчиной, страшно быстро кончать.
Сразу вспоминается Досвидос.ру. Предназначение этого интернет-ресурса состоит в следующем. Девушка или женщина публикует там фотографию своего бывшего возлюбленного, мужа, каким-либо образом ее обидевшего. Рядом помещается рассказ о нем с предостережениями.
В сущности, это собрание женских претензий к мужчинам:
«Дважды судимый типчик, выдает себя за работника прокуратуры, помощника адвоката и т. п. Якобы “решает вопросы” в суде. В реале кидает на деньги. Рассказывает о своей маме — бизнес-вумен, владеющей нефтеперерабатывающим заводом. На самом деле мать — обычная торгашка сигаретами! Да, и еще: у него поломанный член, выгнут в другую сторону».
Он думал, что у него отменное чувство юмора, а это она была слишком смешливой
Довлатов предположил, что бездействие — самое нравственное человеческое состояние.
Дуры, вы попробуйте полежать на диване месяц, размышляя! Это не проще, чем продавать ваши долбаные мобильники в офисах сотовой связи.
Где тут вырождение?! Чем еще может заниматься настоящий мужчина в мире, который отобрал у него главный инструмент мужского действия — силу?
Есть мнение, что инфантилизм тесно связан с расходованием и экономией энергии. Значит, нужен эзотерик — они любят порассуждать об энергиях. Эзотерик отыскался в самолете, летящем в Индию. Их, эзотериков, в таких самолетах — через кресло. Ведь Индия — полюс силы.
Женская рыхлость, застенчивый взгляд, серьга опять же, пахитоски курит какие-то а-ля Ляля (а-ля Лиля Брик). Но — мужчина по всем признакам: первичным, вторичным. Долго рассказывает про Кастанеду и мужчин-нагвалей, которые камуфлируются, окружая себя массой женщин, выстраивая из них некую защитную стену, чтобы сберечь свою внутреннюю целостность.
— Со стороны поведение таких мужчин выглядит как полное блядство. Они капризны и беспомощны. На самом деле они энергетически сильны, люди к ним привязываются, — рассуждает Валентин.
— Как-то неловко прикидываться женщиной, — говорю я.
— А ты не прикидывайся, ты манипулируй. Принятие решения — это ответственность. Следовательно, энергозатраты. Отдай это право своей женщине. Но сам ее контролируй. Женщины не осознают, что ими манипулируют. Допустим, как-то утром спрашивает меня жена, что я буду на завтрак. «Импровизируй», — отвечаю. «Тогда яичницу», — заключает она. Именно яичницу я и хотел.
Он так любил все, что делает, что не пользовался в туалете освежителем воздуха
Людей духа из бабского пола — раз, два и обчелся. Женской эмансипации полтора века минимум. Где же Чайковские в юбках, Циолковские, Достоевские, Левитаны? Кувшинникова? Между тем в женских журналах сплошь подкаблучники. Такие и сякие. Стандартные, латентные, домашние, зачарованные. Бесконечное состояние андропаузы, кризис среднего возраста, длящийся с рождения. Что с них взять: они только и могут, что поддерживать свое угасающее либидо. А если кто-то из мужчин в отзывах на статью вдруг процитирует Карамзина: «Без хороших отцов нет хорошего воспитания, несмотря на все школы», — ему тут же посоветуют поменять босоножку, тогда роль подкаблучника будет в радость.
— Воняет, как у старой бабки под коленкой, — так обычно комментирует эти женские тексты — чтобы сделать мне приятное — моя супруга, которая делает вид, что она за равноправие в семье.
Как-то раз она мне сказала:
— Ты — красивый.
Я ответил:
— Конечно, ведь мое лицо облагорожено интеллектом.
А она:
— Это просто ты голову помыл.
Любовь зла — терпи любовь козла
Что, если инфантилизм — это всего-навсего бунт современного мужчины против стереотипов, навязанных ему социумом? Ведь везде тебя оценивают по достижениям. На работе — начальник. В постели — жена и/или любовница. В аквапарке — дети. Еще надо быть заботливым сыном, строить дачу, ходить на родительские собрания. И не дай бог захрапеть!
А тут прикинулся ребенком — и тебе уже разрешается гораздо больше. К психоаналитику сходить — даже это не будет воспринято окружающими как слабохарактерность.
Кстати. Однажды я на ночь оставил включенным диктофон. Храпели мы оба — я и жена. Никакой разницы ни в тональности, ни в громкости. Так что можете этот «типично мужской недостаток» засунуть себе в свою прекрасную…
Гвозди. Примитивные, опасные, неисправимые. Хотя, если подумать, и от гвоздей бывает польза. С их помощью можно построить дом, поставить в доме диван, вместе с котом продавить в диване две ямки и предаться духовному поиску, время от времени открывая юным журналисткам не очень глубокие секреты мироздания.
Юлия Гутова
Игорь Найденов
©
Эксперт
кщееш
инфо
инструменты
Mishka
algor17
voice from .ua
.cpp
Bredonosec
Реклама Google — средство выживания форумов :)
![[image]](https://www.balancer.ru/cache/sites/net/ha/ha-ha/uploads/post/2017-06/128x128-crop/1498467395_9863624m1p.jpg)
Я в целом.Феменизм не поддерживаю просто.Женщина должна дома сидеть,деток воспитывать,создавать уют в доме,что бы мужчине в этот дом возвращаться с работы хотелось.А ежели ей это все до фени и главное карьера,то я этого не понимаю...
