Реклама Google — средство выживания форумов :)
Именно потому, что разговаривал я с француженкой, удалось понять то, что раньше ускользало: дело, скорее всего, в пресловутом "языковом вопросе". Для рядовых российских обывателей идея, что жители Донбасса чувствуют себя ущемленными и готовы даже воевать за возможность везде в своей стране невозбранно пользоваться родным русским, кажется вполне здравой и даже само собой разумеющейся.
Однако эмигранты просто никак не могут придавать такое же значение русскому языку! Ведь эмигрант в любом случае обречен пожизненно находиться в чуждой языковой среде; если он при этом будет оставаться в убеждении "как же хорошо, когда все вокруг говорят по-русски" - он или с ума сойдет, или, в лучшем случае, впадет в тяжелую депрессию или даже мизантропию. Из соображений не то что психологического комфорта, а и даже, пожалуй, выживания любому трезвомыслящему эмигранту лучше было бы провести внутри себя определенную работу и постараться максимально ОБЕСЦЕНИТЬ языковой вопрос в собственных глазах - вплоть до культивирования убеждения, что русский - вообще язык так себе, и куда приятнее общаться на языке страны нынешнего пребывания.
Очевидно, что наши эмигранты не дураки, и они успешно ВНУТРЕННЕ приспосабливаются к ситуации, проводят внутреннюю перестройку. Однако, как неизбежный побочный эффект - они утрачивают всякую способность вообще понимать, "а из-за чего там сыр-бор в этом Донбассе? Какой еще язык??" Люди ИСКРЕННЕ не понимают - как можно было поднимать какую-то бузу из-за "ерунды". "Чего они хотят, эти идиоты?" С точки зрения эмигранта, проблема-то вообще не стоит выеденного яйца: "Вам не дают свободно использовать русский?! Ну так выучите украинский, да и дело с концом!"
Дело в том, что эмигрант в свое время ТАК И ПОСТУПИЛ. Конечно, у него и не было иного выбора - но людям вообще свойственно выдавать нужду за добродетель. Главное, что он-то справился, "не переломился"... А люди всегда судят по себе.
— Праздное любопытство и больше ничего, — отвечал он сентенциозно, — но ты будешь удовлетворен. Спрашиваешь, как устроился я в недрах чудовища? Во-первых, крокодил, к удивлению моему, оказался совершенно пустой. Внутренность его состоит как бы из огромного пустого мешка, сделанного из резинки, вроде тех резиновых изделий, которые распространены у нас в Гороховой, в Морской и, если не ошибаюсь, на Вознесенском проспекте. Иначе, сообрази, мог ли бы я в нем поместиться?
— Возможно ли? — вскричал я в понятном изумлении. — Неужели крокодил совершенно пустой?
— Совершенно, — строго и внушительно подтвердил Иван Матвеич. — И, по всей вероятности, он устроен так по законам самой природы. Крокодил обладает только пастью, снабженною острыми зубами, и вдобавок к пасти — значительно длинным хвостом — вот и всё, по-настоящему. В середине же между сими двумя его оконечностями находится пустое пространство, обнесенное чем-то вроде каучука, вероятнее же всего действительно каучуком.
— А ребра, а желудок, а кишки, а печень, а сердце? — прервал я даже со злобою.
— Н-ничего, совершенно ничего этого нет и, вероятно, никогда не бывало. Всё это — праздная фантазия легкомысленных путешественников. Подобно тому как надувают геморроидальную подушку, так и я надуваю теперь собой крокодила. Он растяжим до невероятности. Даже ты, в качестве домашнего друга, мог бы поместиться со мной рядом, если б обладал великодушием, — и даже с тобой еще достало бы места. Я даже думаю в крайнем случае выписать сюда Елену Ивановну.