Android> А когда это становилось достоянием общественности, ментам за это ничего не было, разве что очередные повышения и награды? Хрестоматийный случай - убийство на "Ждановской".
Это как раз хрестоматийный случай что даже такое дело полностью скрыли от общественности. Об убийстве на Ждановской, несмотря на его далеко идущие последствия в виде войны КГБ и МВД, расформированию целых подразделений милиции, опале и последующему снятию министра внутренних дел, в советских СМИ не было ничего. Только глухие слухи и репортажи западных "голосов".
Это сейчас такие делся становятся достоянием общественности, а тогда суд на котором четверо сотрудников милиции во главе с начальником отдела милиции были приговорены к смертной казни, а ешё несколько получили сроки 10-15 лет, проходил полностью в закрытом режиме. А если бы убитый не был руководителем шифровального отдела и начальником пропавшего ранее и как оказалось сбежавшего на Запад Шеймова, если по этому поводу не встала на уши контрразведка КГБ и не накопала по горячим следам, что найденный убитым в пригороде Москвы майор-шифровальщик пропал в отделении милиции метро Ждановская, если бы у Андропова не было большого зуба на министра внутренних дел Щелокова, и он не уцепился за это дело бульдогом, то никому ничего не было бы. Было бы так:
— Это было в начале расследования, когда мы искали следы Шеймова. Я стал проверять все материалы о трупах с признаками умышленного убийства, которые вскрывали в 1979-м и в первой половине 1980 года.
И когда мы поднимаем эти материалы, то находим около 100 актов вскрытия, где смерть человека была, скажем так, насильственной, и порядка 150 актов по случаям ДТП. Все они не были истребованы из морга, то есть по ним вообще не было никакого движения, следствия, уголовных дел. Я установил, что, по сути, в Москве происходит массовое укрытие особо тяжких преступлений. Это уже даже не Афанасьев, а куда шире и серьёзнее проблема. Начальство тогда здорово испугалось.
— Получается, массовые сокрытия преступлений были одной из причин удивительно высокой раскрываемости, которой так гордились в Советском Союзе? Зачастую всё бесперспективное просто спускалось на тормозах, в том числе чтобы не омрачать статистику?
— То, с чем я столкнулся на «Ждановской», — укрывательство преступлений милиционеров — было лишь подтверждением того, что я уже неоднократно встречал на Украине, где начинал карьеру. Пример. На той же «Ждановской» в 1978 году убивают человека. Находят его труп, а у него в руке милицейская пуговица. Сразу начали с этого же отделения на «Ждановской», быстро вычислили тех, кто был пьян, — двух человек, — прибыли к ним в общежитие, они всё ещё пьяные. Берут мундир, там никакой экспертизы не надо — ясно, что пуговица от него оторвана. И их начинают возить, начиная от мелкого начальника и до руководства ГУВД. Везде говорят: «Мерзавцы, мерзавцы, что же вы наделали?» Объявляют, что уволены. Один был из Рязани, другой — из Владимира.
Они уезжают домой, а вместо того, чтобы возбудить уголовное дело, прокуратура этого района выносит отказ. Когда я этот эпизод раскопал, отказной материал был уже уничтожен. Самое поразительное для меня было то, что укрывать преступления милиции помогали суды и прокуратура.
— То, что вы вскрыли, имело какие-то долгоиграющие последствия? Неужели наверху не поняли, что надо с этим что-то делать?
— Когда дело было закончено, меня пригласил к себе генпрокурор СССР Александр Рекунков. Также он пригласил Юрия Белевича, прокурора судебного отдела, который поддерживал обвинение в суде, и начальника этого подразделения Роберта Тихомирова. И Рекунков попросил нас подготовить докладную записку в ЦК КПСС. Это был июль 1982 года. Она писалась дипломатично, Рекунков лично её редактировал и некоторые резкие моменты сгладил. Черновик у меня остался, кстати.
И там была последняя фраза (он её всё-таки оставил), что работники московской милиции в день совершали больше преступлений, чем раскрывали. Укрытие преступлений было повсеместным и массовым — как в этом отделении, так и в целом по Москве.
Помню оттуда яркий пример: человека избили и ограбили милиционеры на станции метро «Пушкинская». Он поднимается на улицу и идёт сразу на Петровку, 38. Те выезжают, берут с поличным милиционеров, вещи его у них — это же в чистом виде разбой. А им в итоге устроили суд офицерской чести и вынесли порицание. И таких примеров было немало.
Записка должна была лечь на стол членов Политбюро, руководства страны, но в итоге этого не произошло.
О странной смерти, из-за которой важнейший документ о состоянии дел в советской милиции так и не попал на стол к членам Политбюро, а также о других знаменитых делах Владимира Калиниченко вы скоро сможете прочитать во второй части его интервью RT.
40 лет назад в Москве произошло одно из самых резонансных преступлений времён Советского Союза. Вечером 26 декабря 1980 года пьяные милиционеры на станции метро «Ждановская» (сейчас — «Выхино») незаконно задержали, жестоко избили и ограбили майора КГБ Вячеслава Афанасьева. Позднее, чтобы замести следы, они убили чекиста. Расследование преступления вылилось в противостояние руководства двух ведомств СССР — КГБ и МВД. Оказалось, что многие московские милиционеры участвовали в разбойных нападениях и грабежах, массово скрывали преступления ради статистики. В рамках проекта «Незабытые истории» о подробностях этого убийства RT рассказал легендарный следователь Генпрокуратуры СССР Владимир Калиниченко, который вёл скандальное дело.
// russian.rt.com
А вы говорите тут про суровую советскую общественность и справедливый советский суд
А вот как милиция противодействовала расследованию
— У Андропова и Брежнева были очень доверительные отношения. Леонид Ильич называл главу КГБ Юрой. Но когда дело начиналось и милиционеров только задержали, они сидели в «Лефортове». Мне нужно было подписать документы у замначальника этого СИЗО, был такой Лагутин. Было часов восемь вечера, а контрразведчики меня ранее предупреждали, что против меня могут быть разные провокации.
Когда я зашёл к нему, там сидели несколько человек, один из них был из Внутренних войск. И он предлагает мне выпить, наливает стакан водки. Я, вообще-то, выпивал в те годы. В тот момент растерялся, сказал, что пить не могу. Они предложили сухого вина, чисто символически я пригубил. Когда ушёл, думал ещё: может, они от чистого сердца предложили?
Но сразу пошёл к представителю КГБ полковнику Олегу Запорожченко, с которым плотно работал по этому делу. Мы сразу договорились, что у нас не будет тайн. Всё ему рассказал. После этого он дал свою машину и поручил двум своим подчинённым сопроводить меня до квартиры. А меня возле подъезда ждут двое пьяных. Я выхожу и сразу понимаю, что происходит. Сотрудники КГБ не растерялись, тоже вышли и спросили: «У вас что, к товарищу какие-то претензии?» Претензий у них не было. То есть они должны были меня спровоцировать, меня бы задержали пьяным за драку и просто вывели бы из дела.
— Что последовало после этой провокации?
— Я доложил своему руководству — Найдёнову, пишу рапорт, а по линии КГБ информацию об этом довели до Андропова. Потом узнаю, что Лагутина вызывают в приёмную Андропова, срывают погоны и увольняют.
Ну и потом у нас началась настоящая война с МВД, об этом долго рассказывать, много чего было.
— За вами следили?
— Когда я сказал, что меня держат под плотнейшим наружным наблюдением, комитетчики сначала не поверили. Но я смог им это наглядно показать. И тогда мне в машину КГБ сажает радиоразведку с аппаратурой и разрабатывает мне план перемещения по Москве, документируя всё, что покажет радиоперехват. И всю эту слежку зафиксировали.
Тогда Андропов вызывает своего заместителя Цинёва, который был давним приятелем Щёлокова, ещё с довоенных времён, по Днепропетровску. Он послал его передать эти материалы Щёлокову и попросить прекратить эти безобразия. Цинёв взял с собой генерала Вадима Николаевича Удилова — замначальника главка контрразведки. Тот мне потом пересказал, как всё прошло.
Они приехали к Щёлокову, Цинёв зашёл, они о чём-то поговорили вдвоем, и, когда они вышли, Цинёв представил министру Удилова.
Щёлоков говорит Удилову по поводу слежки: мол, это всё фокусы ГУВД Москвы. Удилов передал мне такую фразу министра: «Как бы мои архаровцы не убили следователя. Пусть будет поосторожнее».
Он всё валил на ГУВД, хотя мы зафиксировали слежку именно со стороны машин МВД, это были его машины. Удилов, рассказав мне это всё, спросил, не испугался ли я. Честно сказал ему: «Вадим Николаевич, всё так далеко зашло, что я могу только надеяться, что вы не дадите меня прикончить».
Вот это был наиболее серьёзный момент, пожалуй.
«Допускал, что решение о моей ликвидации кем-то могло быть принято»
— Даже сейчас, когда уже мало удивляешься происходящему в правоохранительных органах, представить, что руководство МВД готово ликвидировать следователя Генпрокуратуры, чтобы помешать расследованию, очень сложно. То есть эти слова Щёлокова вы восприняли как прямую угрозу своей жизни?
— Я вполне допускал, что решение о моей ликвидации уже кем-то могло быть принято. Но, отводя подозрения от себя, упреждая ситуацию, он как бы перевёл стрелки на ГУВД. То есть он не отрицал, что это есть, но как бы говорил, что в случае чего грешите на них, а не на его аппарат.
Вот такие вот милые патриархальные нравы: целый советский министр МВД фактически открытым текстом грозится убить следователя по особо важным делам Генпрокуратуры СССР.
Оборотней, говорите, в СССР не было?
Ну и вишенка на торте
— Представить записку членам политбюро должен был завсектором административного отдела ЦК КПСС генерал-лейтенант Альберт Иванов, курировавший МВД.
Передать её Иванову должен был Юрий Белевич, который поддерживал в суде обвинение по делу об убийстве на «Ждановской». Но перед этим генпрокурор Рекунков попросил Белевича рассказать об итогах нашей работы Николаю Щёлокову. Юра доложил министру, тот долго оправдывался и переваливал всё на ГУВД Москвы, что, мол, это всё их проделки.
После этого Белевич передал Иванову записку. Это была пятница, он был в отпуске и пообещал Юре, что в понедельник выйдет на работу и сделает так, чтобы наш документ лежал в папках на заседании политбюро. Но до понедельника он не дожил.
В субботу в 11 часов утра его нашли мёртвым в собственной квартире, хотя в то утро он собирался на дачу, о чём накануне сказал жене. Он лежал в коридоре у входной двери, в трусах и рубашке. Рядом с ним был наградной пистолет, который подарил Щёлоков. Никаких оснований покончить с собой у него не было.
Позднее у него в сейфе был обнаружен приказ о назначении Юрия Чурбанова, зятя Брежнева, министром МВД, а Щёлокова — зампредом Совета министров СССР. Там уже были все нужные визы, подписи, кроме подписи самого Брежнева, и это был уже вопрос считанных дней.
— Почему вы всё же думаете, что это не могло быть самоубийством?
— Во-первых, у него не было никакого мотива для такого поступка. Кроме того, он был правша, и пистолет лежал от него с правой стороны, а рана была в левом виске. Но никто не хотел копать, потому что Щёлоков ещё был у власти.
И эта докладная записка в политбюро так и не попала. После смерти Брежнева в ноябре того же 1982 года прикрывать Щёлокова больше было некому. В декабре его убрали с поста министра, а летом следующего года исключили из состава ЦК КПСС.
— Ранее вы говорили, что Иванов мог стать жертвой некой группы «ликвидаторов в погонах», которая устраняла людей по заданию Щёлокова…
— Об этой группе мне рассказал Слава Миртов, мой коллега из Главной военной прокуратуры. Он вёл дело Щёлокова и Чурбанова и рассказывал мне, что у него по делу проходит информация, что у Щёлокова была группа из пяти человек, которая занималась убийством неугодных ему лиц. И у меня в голове всё сошлось. Иванов же сам пустил в квартиру этих людей. В этой связи можно вспомнить и убийство актрисы Зои Фёдоровой в декабре 1981 года...
— Одно из самых загадочных убийств той эпохи, которое официально до сих пор не раскрыто.
— Я изучал это уголовное дело и пришёл к выводу, что к её убийству причастны работники милиции. Когда я доложил о своих выводах, мне сказали: «Всё, хватит заниматься ерундой, у тебя есть другие, более важные дела».
А у меня было чёткое убеждение, что её убили не просто милиционеры, а как раз представители этой группы. У меня даже есть понимание, кто мог ею руководить, но этот человек ещё жив, называть его имя я не буду.
RT публикует вторую часть интервью с легендарным следователем Генпрокуратуры СССР Владимиром Калиниченко. В его активе и поимка маньяков, и расследования сложнейших коррупционных дел, ставших знаковыми для советской эпохи. Во второй части беседы в рамках проекта «Незабытые истории» Калиниченко рассказывает о загадочной гибели генерал-лейтенанта Альберта Иванова, которая не позволила членам политбюро получить докладную записку по делу об убийстве на «Ждановской» и состоянии дел в московской милиции. Также экс-следователь поделился воспоминаниями о начальном этапе карьеры, громких делах, в которых ему приходилось принимать участие, и рассказал, почему поиски убийц и маньяков ему нравились больше, чем разоблачения взяточников среди советской элиты.
// russian.rt.com