Реклама Google — средство выживания форумов :)
В современной публицистической литературе, прежде всего левого и сталинистского уклона, давно уже штампом стала фраза «советская власть победила голод, голод после Великой Отечественной войны – последний в истории Советского Союза». Фраза эффектная, но к реальности имеющая весьма слабое отношение – ибо голодовки в СССР повторялись на регулярной основе и много позднее, а дефицит продуктов питания в сети государственной торговли и их дороговизна в торговле коммерческой являлись повседневной реальностью и до 1946-го, и после.
Прежде всего, перед нами встаёт проблема терминологии – что, собственно, понимать под голодом. Распространённое современное понимание – серьёзный катаклизм, непременно влекущий за собой «гибель больших человеческих жертв» – думается, не является исчерпывающим. Такое явление – лишь открытая фаза голода. Однако голод бывает и скрытый (или относительный), «Большая советская энциклопедия» определяет его как «недоедание, отсутствие или нехватка жизненно необходимых компонентов в рационе питания» [1]. В советской историографии эпизоды скрытого голода традиционно определялись как «кризисы снабжения» и всерьёз не рассматривались, мол, с кем не бывает. Такой же подход сохранила и современная неосоветская публицистика. Между тем, именно такие кризисы и были наиболее яркой чертой советской системы снабжения, могли оказывать прямое влияние на попытки корректировки политического курса и даже становиться причиной (если не главной, то одной из основных) низвержения ярких политических фигур (вплоть до). В этой связи их изучение представляется исключительно важным.
В данной статье рассмотрим последний сталинский голод, имевший место в начале 1950-х. Он является, пожалуй, самым неизвестным из всех, имевших место за период четвертьвекового правления «вождя», и это странно – ведь по практически всем другим эпизодам (кризис конца 1920-х, голодный мор 1931-33, засуха и голод 1936-37, затем 1939-40, военная пора, наконец, 1946-48) есть подробные исследования, ну как минимум обстоятельные статьи. Можно предположить, что до сих пор действует советская пропаганда «послевоенного восстановления народного хозяйства» с её непременными заводами, электростанциями и Бомбой, не располагающая к затрагиванию проблем, а может, проблема голода просто кажется не очень интересной по сравнению с изучением репрессий и подковёрной борьбы в сталинском окружении в последние годы его жизни. Как бы то ни было, для того, чтобы составить представление о жизни людей в тот период, нужно предпринимать специальные усилия. Попробуем.
В 1950-м завершилась четвёртая пятилетка, выполненная, конечно же, «досрочно и с превышением». Однако даже официальные итоги сообщали, что продукция сельского хозяйства составила лишь 97% от уровня 1940-го [2]. Основные плановые задания выполнены не были. Так, посевная площадь под всеми видами зерновых культур относительно 1940-го сократилась с 110,5 млн. гектар до 102,9 млн. Валовой сбор зерновых составил 124,6 млн. тонн вместо намеченных 127 млн. Это был т.н. «биологический урожай» – подсчитывалось то, что выросло. В конце 50-х по указанию Хрущёва сталинские цифры «на корню» были пересчитаны, оказалось, что собрали тогда 81,2 млн. тонн (т.н. «амбарный урожай» – то, что свезено в хранилища) Это ниже как показателя 1940 (95,6 млн.), так и даже результата 1913 (86 млн.) [3]. Урожайность с гектара на 1950-й планировалась в 12 центнеров – реально же составила 7,4 ц при том, что год был удачный и «получен хороший урожай зерновых культур» (кстати, в 1913-м урожайность зерновых составляла 8,2 ц/га) [5, c. 374]. По РСФСР валовой сбор зерна в весе после доработки составил 46,8 млн. тонн – хуже, чем в 1937-м (70,4 млн.) и 1928-м (50 млн.) [4, с. 352].
«Структура питания колхозников была малокалорийной и однообразной. В 1950 г. в среднем на одну душу в месяц потреблялось 14,2 кг муки (хлеба), 23,3 кг картофеля, 715 г крупы, 3,6 кг овощей, 10 кг молока, 1,3 кг мяса, 3 яйца и незначительное количество таких продуктов, как масло растительное и животное, рыба, сахар и кондитерские изделия» [8, с. 431].
Первый секретарь Ярославского обкома КПСС В.В. Лукьянов докладывал о ситуации в подведомственной области: «Особо тяжелое положение сложилось… с торговлей мясом, колбасными изделиями, животным маслом, сахаром, сельдями, сыром, крупой и макаронными изделиями. Неоднократные просьбы облисполкома к Министерству торговли СССР об увеличении рыночных фондов для области не находят необходимого разрешения, хотя по отдельным товарам (сахар, рыба, сыр) фонды несколько и увеличены, но они не покрывают действительной потребности. По большинству же товаров фонды из квартала в квартал снижаются». Он приводил следующие цифры по товарообороту: в 1952 по сравнению с 1951 колбас стали продавать почти втрое меньше, а завоз консервов уменьшился в 32 раза.
Однако, несмотря на столь плачевное положение, власти были полны показного оптимизма. Дело в том, что осенью 1952 наконец-то, после 13-летнего перерыва, прошёл съезд компартии. Естественно, что к такому важному событию необходимо было подойти во всеоружии – и выступления ораторов в лучшем случае лишь намекали на проблемы страны, в худшем же представляли собою сплошной поток победных реляций, обильно перемежавшихся славословиями «вождю». Печально прославился сталинский любимец Г.М. Маленков, зачитывавший отчётный доклад ЦК съезду. Он вынужден был заявить буквально следующее: «В текущем 1952 году валовой урожай зерна составил 8 миллиардов пудов, при этом валовой урожай важнейшей продовольственной культуры – пшеницы – увеличился по сравнению с 1940 годом на 48 процентов. Таким образом, зерновая проблема, считавшаяся ранее наиболее острой и серьезной проблемой, решена с успехом, решена окончательно и бесповоротно» [14].
За эту фразу вскоре на голову неудачливого преемника обрушится лицемерный поток поношений «товарищей по стае», да и до сей поры сталинисты порицают Г.М., неодобрительно качают головами: «ах какое безответственное заявление, как подвёл вождя». На самом же деле будущий бывший премьер не виноват – ведь сию фразу вписал в доклад сам «вождь», занимавшийся редактурой текста [15, с. 154] и, видимо, уж очень хотевший хоть какую-то проблему в несчастном сельхозе да решить хотя бы на бумаге. Чисто бумажным достижением, конечно, была и цифра 8 млрд. пудов – старый фетиш Сталина: достичь «через два-три года» этой отметки он требовал ещё на съезде колхозников в 1935-м. Однако в годы его правления сей богатый результат остался мечтою – так, за 1949-53 валовой сбор зерна составил лишь 4,9 млрд. пудов [16].
Несмотря на с большой помпой принятый в 1948-м амбициозный «Трёхлетний план развития общественного колхозного и совхозного продуктивного животноводства», положение в отрасли оставалось плачевным: так, только в 1951 колхозы потеряли от падежа 1,8 млн. голов крупного рогатого скота всех возрастов, кроме приплода, и 1,1 млн. голов телят, 8,6 млн. голов овец и коз всех возрастов, кроме приплода, и 3,6 млн. голов ягнят и козлят, 1,2 млн. голов свиней всех возрастов, кроме приплода и 3,5 млн. голов поросят. В 1952 потери скота от падежа в колхозах против предыдущего года не уменьшились, а по поголовью свиней, телятам и ягнятам даже увеличились. Причём отмечалось, что среди основных причин падежа скота – «серьёзное отставание производства кормов», как раз и вызванное пришедшимися на те годы засухами [17, с. 381]. Естественно, поголовье скота было ниже показателей и 1928, и 1913 [18].
Ведь даже в Ленинграде и в Москве, в крупнейших центрах нашей страны, молока, овощей и картошки в достатке не было! В других городах и хлеба не было», – возмущался Ф.Р. Козлов, в начале 50-х секретарь Ленинградских горкома и обкома [20, с. 199, 200]. Не менее удручающую картину рисовал А.М. Пузанов, занимавший тогда пост главы Совмина РСФСР: «Не говоря о мясе, молоке и масле, недоставало хлеба даже в крупнейших городах и промышленных центрах. Кто не помнит до сих пор те тысячные очереди, которые очень часто образовывались с вечера!». Он же сообщал, что даже в «образцовом коммунистическом городе» Москве хлеб продавался с примесью около 40% картофеля, причём не более килограмма в одни руки [20, с. 251, 378, 708]. «А за хлебом какие у нас были очереди! Во всех городах не было хлеба!» – рассказывал о ситуации в Белорусской ССР К.Т. Мазуров, в те годы персек Минского горкома [20, с. 311].
В рамках рассматриваемого периода налоговая политика приобрела уже законченные черты: мало того, что в 1949 были восстановлены «предельно-закупочные» цены (причём на уровне, вдвое уступавшем действовавшим до того рыночным), теперь проводилась политика на уничтожение каких-либо льгот для всех категорий населения – а выращиванием сельхозпродукции занимались не только сельчане, но и многие горожане – рабочие и служащие. Их с 1951 стали облагать по нормам, предусмотренным для единоличных хозяйств. Лишились льгот даже хозяйства инвалидов и престарелых жителей [12].
Налоги росли неумолимо: для колхозов в 1950 и 1951 повышались нормы сдачи мяса, молока, шерсти и яиц. При этом в 1952-м заготовительные цены на поставки колхозных зерна, мяса и свинины были ниже, чем в 1940, а плата за картофель – ниже расходов по его транспортировке. К примеру, в 1950 в Белорусской ССР закупочные цены на молоко возмещали колхозам 25% его себестоимости, свинины – 5% [45, с. 5]. B 1953 заготцена на картошку в Московской и Ленинградской областях составляла 2,5-3 коп. за 1 кг [16, стр. 344].
Однако тяжелее всего было положение собственно жителей деревни: на них буквально давили два налога, установленные ещё в 30-е, однако в начале 50-х ставшие настоящим ярмом на шее колхозника, – денежный и натуральный. Денежный налог выплачивался по прогрессивным ставкам, которые регулярно пересматривались: если в 1940-м колхозники и единоличники выплатили государству 2,4 млрд. руб. сельскохозяйственного налога, то в 1952-м – уже 8,7 млрд. При этом в том году налог ещё и был увеличен на 15,6% [8, c. 418]. Если в 1940 средняя сумма налога с двора составляла 112 руб., то в 1950 – уже 431, в 1951 – 471, в 1952 – 528 руб. [43, c. 19]. Историк Е.Н. Евсеева пишет: «Колхозник, имевший в хозяйстве корову, свинью, двух овец, 0,15 га земли под картофелем и 0,05 га грядок овощей, платил в 1940 г. 100 руб. сельхозналога, а в 1952 г. – уже 1.116 руб.» [27, c. 325]. Натуральный налог представлял собой обязательные поставки мяса, шерсти, молока, яиц, картофеля и пр. – фактически это был оброк. Причём не имело значения, есть ли в хозяйстве живность вообще (а, к примеру, по состоянию на 1 января 1950 никакого скота не имели 15,2% ЛПХ [49, с. 356]). В результате «бескоровные» колхозники вынуждены были приобретать мясо на рынке у таких же колхозников по рыночной цене, а затем сдавать его государству бесплатно, в счёт налога. Ко всему годовые нормы сдачи мяса после войны только повышались, и если в 1940-м они составляли 32-45 кг, то в начале 50-х – 40-60 кг [45, c. 6].
Дело в том, что за трудодни в большинстве хозяйств он не получал почти ничего, кроме отметки в журнале: в 1950-55 по стране на один трудодень средняя выдача составляла 1,4-1,8 кг зерна, 0,2-0,4 кг картофеля, 1,44-1,88 руб. денег. При этом в 30% колхозов денежные выплаты не превышали 40 коп., а в Курской области колхозники получали 4 коп. за трудодень, в Калужской и Тульской – 1 коп. [21, с. 517]. Около четверти всех колхозов страны вообще не выдавали денег на трудодни, ограничиваясь небогатой «натурой» (в Нечерноземье доля таких колхозов составляло почти 40%) [8, с. 428]. Выплаты остальных колхозов составляли лишь пятую часть денежных доходов их работников. В 1952 для того, чтобы купить килограмм масла, колхозник должен был отработать 60 трудодней, а чтобы приобрести весьма скромный костюм, нужен был весь его годовой заработок [29]. При этом минимум выработки трудодней составлял в разных частях страны 150-200 [45, c. 6].
На плечи советских селян с конца 40-х неизменно ложилась задача снабжения продуктами сельхозпроизводства восточноевропейских «стран народной демократии», а также тех капиталистических стран, с которыми СССР предпочитал иметь нормальные отношения. Так, в 1952-м были заключены договора о товарообороте с Италией, куда советское правительство обязалось поставлять пщеницу, Норвегией (пшеница и рожь), Финляндией (зерновые, сахар), а также с Венгрией (продовольственные товары) [33, c. 514-518]. Вывоз зерна начиная с 1946 постоянно увеличивался и в 1952 достиг 4,5 млн. тонн.
В результате потери собранного были колоссальными, составляя 20-40% урожая в зависимости от вида продукции. Обеспокоенные положением дел, ЦК и Совмин были вынуждены аж два раза подряд (в июле 1949 и спустя ровно год) принимать совместные постановления под более чем красноречивым названием: «О мерах по борьбе с потерями при уборке урожая».
Начиная с 1948, усилилось бегство колхозников из «коллективных хозяйств». Бежали из-за поборов, бежали и из-за голода – массовые миграции были традиционным спутником голодных лет. Весной 1953-го специалисты Совета по делам колхозов при Совмине били тревогу: «Трудоспособное население в колхозах за последние годы сократилось… Наибольшее уменьшение числа трудоспособных имеет место в районах с меньшей механизацией сельскохозяйственных работ. Особенно в колхозах областей северных, северо-западных и центральных нечернозёмных районов СССР… В Смоленской области за три года трудоспособное население в колхозах сократилось на 25,4%, в Кировской области – на 23,3%, в Калининской области – на 22,3%, в Вологодской области – 18,3%, в Ленинградской области – на 16,1%. Процесс уменьшения трудоспособного населения в колхозах за последние годы усилился» [30, с. 264-265]. Работоспособные колхозники, особенно молодые, отправлялись в города – причём использовали как законные способы (армия, вуз, оргнабор, женитьба), так и, очень часто, незаконные (самовольный уход без согласия правления и общего собрания колхозников). В результате, к примеру, за 1951-53 в колхозах Нечерноземья доля пожилых работников увеличилась с 1/5 до 1/4 [28, с. 425]. Всего же за 1946-53 деревню покинули около 8 млн. человек [13, с. 333].
Как следствие – и как обычно происходило в голодные годы раньше, – в начале 50-х обострилась проблема нищенства и бродяжничества. Причём, в отличие от показателей сельского хозяйства, их показатели демонстрировали отменный рост: если во втором полугодии 1951-го милиция задержала по стране 107,7 тыс. нищих, то в 1953-м – уже 182,3 тыс. (и это только задержанные и учтённые). Основную их массу составляли «победители Гитлера» – инвалиды войны и труда, однако бежавшие из деревни и не сумевшие устроиться в городе колхозники были контингентом не менее привычным. МВД констатировало, что «количество лиц, занимающихся нищенством, остается значительным, а в отдельных местностях оно не только не снижается, но и возрастает» [35]. Для многих селян нищенство вообще превратилось в своего рода промысел – к примеру, в столицу в начале 50-х регулярно наведывались и занимались попрошайничеством колхозники Калужской области [36].
Была создана комиссия по выработке предложений об улучшениях в отрасли, которая в феврале 1953 представила проект постановления «О мерах по дальнейшему развитию животноводства в колхозах и совхозах». Главное предложение – решительное повышение закупочных цен на производимую продукцию (к примеру, на говядину с 25 до 90 коп. за кг). Сталин посчитал предлагаемую цену чрезмерной – по его мнению, можно было обойтись и 50 коп. Причём для компенсации денежных потерь государства от повышения закупочных цен он предложил одновременно поднять все налоги для колхозов и колхозников в три раза – до 40 млрд. руб. Перед тем, как оценить эту идею, надо указать, что в 1952 все доходы колхозов страны составили 42 млрд. руб., в том числе за сданную и проданную ими государству продукцию они выручили 26,3 млрд. руб. [21, c. 516-517].
Всё же немедленных результатов эти, безусловно, благие и долгожданные меры, принесшие Маленкову колоссальную популярность у селян, не дали: по итогам года выяснилось, что если заготовлен был 31 млн. тонн зерна, то потреблено – 32 млн. (то есть пришлось распечатывать государственные резервы) [18]. Необходим был эффектный шаг, способный быстро исправить ситуацию – и с таким шагом не стали медлить. В конце января 1954 Хрущёв подал в президиум ЦК записку о состоянии и перспективах развития сельского хозяйства. В ней констатировалось наличие глубокого кризиса в аграрной сфере, а для улучшения ситуации предлагалось резкое расширение объёма пахотных земель за счёт освоения в первый же год 13 млн. гектар целинных и залежных земель (Западная Сибирь и Казахстан), а также увеличение удельного веса посевов кукурузы.
Хрущёвское предложение обещало быструю и внушительную отдачу и было принято обеспокоенным положением в стране руководством. В результате его осуществления площадь сельскохозяйственных угодий страны за 1954-56 увеличилась примерно на треть – но вот как-то не приняли во внимание то, что распахиваются земли в зоне рискованного земледелия, с малопригодными для ведения сельского хозяйства почвами (тонкий плодородный слой), с неустойчивыми погодными условиями (регулярные засухи, сильные ветра-суховеи).
Да и результаты обнаружились, вопреки ожиданиям, далеко не сразу – ибо с погодой фатально не везло. Лето 1953-го, в одних районах бывшее засушливым, а в других холодным, с заморозками, сменила ранняя и суровая зима, на редкость снежная, морозная и ветренная. В Казахской ССР «из-за бескормицы допустили падеж полутора миллионов голов скота. Держали его… под открытым небом, не имели даже примитивных кошар» [26]. 1954-й ознаменовался очередной масштабной засухой: «неблагоприятные условия погоды» сложились на юге и юго-востоке, а местами и на западе Украины, в районах Поволжья, пострадали бассейн Северского Донца, среднего и нижнего Дона, Крым, юго-восточные районы Северного Кавказа, северная половина Европейской территории СССР, Западный Казахстан [10, c. 80]. «Обнаружилась нехватка зерна в стране, особенно для нужд животноводства» [7, гл. 20]. Зимой 1954/55 в южных районах страны в результате сильных морозов погибла значительная часть озимых посевов, «вследствие неудовлетворительного содержания на отгонных пастбищах» сократилось поголовье овец [33, c. 556]. Летом 1955 (с мая по сентябрь) засуха застигла восточные районы страны: Казахстан, Западную Сибирь, Среднее и Нижнее Поволжье и Северный Кавказ целиком [10, c. 80] – как следствие, сильный недород. В Казахстане, например, средняя урожайность зерновых культур опустилась до 2,9 ц/га [28, c. 127]. 1955-й даже получил название «года отчаяния» – стало казаться, что затея с целиной полностью провалилась.