Если бы при Сталине был бы интренет

     Итак, цензура введена, и в первый же день раздается телефонный звонок -
дзинь!
     Я:
     - Что?
     - Пожалуйста, спуститесь вниз.
     Я спускаюсь.
     - Что это такое?
     - Письмо от моего отца.
     - Да, но это что?
     Там была разлинованная бумага, а вдоль линий шли точки  - четыре  точки
под, одна над, две точки под, одна - над...
     - Что это?
     Я сказал: "Это код".
     Они: "Ага, это код, но что здесь говорится?"
     Я: "Я не знаю, что здесь говорится".
     Они: "Ну, а каков ключ к этому коду? Как это расшифровать?"
     Я: "Не знаю".
     Тогда они говорят: "А это что?"
     Я сказал:
     -   Это   письма   от   жены,   здесь   написано   TJXYWZTW1
X3.
     - А это что?
     Я сказал: "Другой код".
     - Какой к нему ключ?
     - Не знаю.
     Они сказали: "Вы получаете зашифрованные письма и не знаете ключ?"
     Я  ответил:  "Совершенно верно.  Это игра.  Мы  заключили  пари,  и мне
стараются   присылать  зашифрованные  сообщения,   которые  я  не  смог   бы
расшифровать,  понимаете? Те,  с  кем я  переписываюсь, придумывают  коды на
одном конце, отправляют их и вовсе не собираются сообщать мне ключ".
     Согласно  одному  из  правил,  цензоры  не  должны  были  мешать  нашей
переписке.  Поэтому  мне  сказали:  "Хорошо, Вам  придется,  уж  будьте  так
любезны, сообщить им, чтобы вместе с кодом они высылали ключ".
     Я возразил: "Но я вовсе не хочу видеть ключ!"
     Они сказали: "Ничего страшного, мы будем его вынимать".
     Вроде  бы  я все устроил. Хорошо. На  следующий  день получаю письмо от
жены, в  котором говорится:  "Очень трудно  писать,  потому  что я чувствую,
что...  подглядывает  из-за плеча".  На том  месте,  где должно было  стоять
слово, - грязное пятно от чернильного ластика.
     Тогда  я спускаюсь вниз, в  бюро, и  говорю:  "Вам не  положено трогать
приходящую  почту,  если  даже   вам  что-то  в  ней  не  нравится.   Можете
просматривать письма, но ничего не должны изымать".
     Они сказали: "Вы нас рассмешили. Неужели  Вы  думаете,  что цензоры так
работают - чернильным ластиком? Они вырезают лишнее с помощью ножниц".
     Я  ответил:  "О'кей".  Затем я написал обратное  письмо жене, в котором
спросил: "Пользовалась ли ты чернильным ластиком, когда  писала письмо?" Она
ответила:  "Нет,  я  не  пользовалась  чернильным  ластиком,  наверное,  это
сделал..." - и тут в письме вырезана дырка.
     Я спустился к майору,  который  считался  ответственным за  все это,  и
пожаловался.  Это заняло какое-то  время,  но я чувствовал себя кем-то вроде
представителя,  который должен исправить ситуацию. Майор попытался объяснить
мне, что этих людей - цензоров специально обучали, как им нужно работать, но
они не поняли, что в новых условиях следует  действовать чрезвычайно тонко и
деликатно.
     Как  бы там ни было, он сказал: "В чем дело, разве Вы не видите, что  у
меня  добрые намерения?" Я заявил: "Да, у Вас вполне добрые намерения, но  я
думаю, что у Вас недостаточно власти". А дело было в том, что  он работал на
этом месте только 3 или 4 дня.
     Он сказал: "Ну, это мы еще посмотрим!"
     Хватает телефон в охапку, и все немедленно исправляется.
     Больше никаких прорезей в письмах не было.
     Однако  были и другие трудности. Например, однажды я получил письмо  от
жены  и записку от цензора,  в  которой говорилось: "В  конверт была вложена
шифровка без ключа, и мы ее вынули".
     В тот же день я поехал навестить  жену в  Альбукерки, и  она  спросила:
"Ну, где все барахло?"
     - Какое барахло? - не понял я.
     - Окись свинца, глицерин, сосиски, белье из стирки.
     Я начал догадываться:
     - Подожди-ка, там был список?
     - Да.
     - Этот список и был той шифровкой, - сказал я. - Они подумали, что  все
это  код  -  окись  свинца,  глицерин и т.д. (Ей понадобились окись свинца и
глицерин, чтобы сделать состав для починку шкатулки из оникса.)
     Все  это происходило  в первые несколько  недель, пока мы с цензором не
притерлись друг к другу. Однажды от нечего делать я возился с вычислительной
машинкой и заметил нечто очень своеобразное. Если взять единичку и разделить
на  243,  то  получится  0,  004115226337...  Любопытно.  Правда, после  559
получается  небольшой перекос, но  затем  последовательность  выправляется и
отлично себя повторяет. Я решил, что это довольно забавно.
     Вот я  и послал  это по почте, но письмо вернулось ко  мне с  небольшой
запиской: "См. §17В". Я посмотрел §17В, в котором говорилось: "Письма должны
быть написаны  только  на  английском,  русском,  испанском,  португальском,
латинском, немецком и  т.д. языках.  На  использование  любого другого языка
должно быть получено письменное  разрешение". А  затем добавление:  "Никаких
шифров".
     Тогда я написал в ответ небольшую записку цензору, вложив ее в  письмо.
В записке говорилось, что, по  моему мнению, разумеется, мое число не  может
быть  шифром, поскольку если разделить 1 на 243,  то  неизбежно получится 0,
004115226337...,  и  поэтому  в последнем числе не больше  информации, чем в
числе 243,  которое вряд ли  вообще содержит  какую-либо  информацию.  И так
далее в  том же  духе.  В итоге я попросил разрешения  использовать в  своих
письмах арабские цифры. Так я пропихнул письмо наилучшим образом.

// Ричард Ф.Фейнман. «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!»