Генералы, мля...

Vitaliy Goncharuk (War on the Rocks): Украина — не модель для победы в войне инноваций

Виталий Гончарюк — американский предприниматель украинского происхождения, известный своими работами в области автономной навигации и искусственного интеллекта. В 2022 году его компания Augmented Pixels была приобретена компанией Qualcomm. С 2019 по 2023 год Виталий занимал пост председателя Комитета Украины по искусственному интеллекту, входил в Совет по внешним инновациям «Укроборонпрома» (переименованного в «Украинские оборонные системы») и консультировал вице-премьер-министра Украины по вопросам временно оккупированных территорий, который впоследствии стал министром обороны.

«Уже несколько лет западные обозреватели с восторгом восхваляют успехи Украины в сфере оборонных инноваций — от искусственного интеллекта и беспилотников до децентрализации и экосистемы оборонных стартапов. Но на самой Украине не всё благополучно.

До недавнего времени было очень сложно публично подвергать сомнению подобные материалы из-за отсутствия общедоступной статистики. Но к 2025 году многие обозреватели признают, что Россия, возможно, превзошла Украину в некоторых областях внедрения инноваций.

Сейчас это публично признают различные эксперты, включая бывшего командующего ВС Украины, аналитика Майкла Кофмана и других. Это даёт возможность для более открытого обсуждения того, какие аспекты реального опыта Украины действительно эффективны и применимы, а какие — нет, для Соединённых Штатов и Западной Европы.

Я принимал непосредственное участие в формировании основных концепций украинской технологической экосистемы. Например, с 2019 по 2023 год я возглавлял Комитет по развитию ИИ и руководил разработкой дорожной карты развития ИИ для обороны. Важно понимать контекст и причины, по которым украинская экосистема развивалась именно так в условиях войны.

Существуют системные проблемы и открытые вопросы, которые должны побудить западное экспертное сообщество к размышлению. В частности, действительно ли украинские модели и технологические решения применимы к будущей конкуренции США с Китаем и Россией? Или же они могут, напротив, ограничить потенциал западной оборонной промышленности? Необходимо ли более подробно изучить развитие России и Китая с 2022 года?

Моя цель здесь — не быть критикантом, а более внимательно рассмотреть с разных сторон популярные модели, основанные на опыте Украины. Действительно, во многих отношениях (но не во всех) Украина, страна, в которой я родился, делала всё возможное, используя имеющиеся у неё возможности. Но важно критически осмыслить или, по крайней мере, поставить вопрос о том, является ли украинский опыт оборонных инноваций действительно полезной моделью для западных стран в будущем конфликте с такими крупными державами, как Китай или Россия.

Децентрализация — это ещё не всё

Спойлер
В начале активной фазы войны Украина занимала 122-е место из 180 стран в Индексе восприятия коррупции. Стандартная процедура сертификации беспилотников занимала год. Государственный бюджет на военные расходы в 2022 году был сокращён, в то время как бюджет на строительство дорог в том же году увеличился втрое.
С началом активной фазы войны система государственных закупок была фактически парализована. Можно долго спорить с чиновниками о том, что система не была парализована, но мне лично в первую неделю боевых действий приходилось покупать каски, технику и т.д. для друзей. На второй неделе мне пришлось закупать нижнее бельё и носки для целого батальона под Киевом. Эта партия была доставлена ​​коммерческой почтой — Новой Почтой — в ближайшее незанятое отделение, и батальон забрал её через неделю.

Если рассматривать ситуацию в целом, то произошло нечто весьма необычное: из-за паралича системы государственных закупок воинским частям было разрешено закупать всё необходимое самостоятельно. В то же время различные благотворительные фонды и частные спонсоры стали активными участниками военных закупок, поставляя обмундирование, продовольствие и оружие непосредственно подразделениям. Чтобы удовлетворить спрос, волонтёры начали создавать импровизированные информационно-технологические системы закупок, когда война шла всего четыре месяца.

Всё это привело к полной дебюрократизации и частичной декоррупции в сфере закупок, породив весьма интересный феномен: воинские части и благотворительные фонды стали более стабильными и предсказуемыми заказчиками, чем государство. В результате некоторые технологические компании, производящие беспилотники, выросли в рамках этих экосистем, реинвестируя прибыль в развитие, следуя примеру «Укрспецсистемс» в 2014 и 2015 годах, которая изначально привлекала средства на беспилотники через PeopleProject и к 2021 году стала лидером рынка.

Похоже на историю успеха? Вероятно, да, но к 2025 году эта система выявила серьёзные системные проблемы: воинские части начали закупать оборудование самостоятельно, практически без контроля, и в результате коррупция распространилась на уровень подразделений.

Подобная децентрализация может затруднить концентрацию ресурсов госдуарства на перспективных разработках или обеспечение интеграции военной продукции, приобретаемой различными подразделениями. Я даже не говорю о реальных затратах, потенциальной экономии за счёт масштаба или несовместимости систем.

Во всех военных конфликтах конкуренция ведётся не только на поле боя, но и в логистических системах. И система закупок, которая была разработана на Украине, решает совершенно иные проблемы, чем те, с которыми сталкиваются США в конкуренции с Китаем и Россией. Децентрализованная система может оказаться гораздо менее эффективной, чем централизованные системы закупок — и Россия уже демонстрирует это на практике.

Украинский зоопарк технологических платформ не масштабируется

Спойлер
С 2022 года децентрализованная система закупок Украины спровоцировала всплеск активности малого бизнеса в оборонной отрасли. Тысячи компаний начали производить беспилотники, комплектующие, программное обеспечение и предоставлять услуги для фронта. Это движение стало массовым — его было трудно игнорировать. Оно действительно укрепило боеспособность Украины в критический момент. Однако с точки зрения качества и устойчивости его всё чаще сравнивают с «Большим скачком» Китая 1950-х годов, когда Коммунистическая партия поощряла граждан плавить сталь в домашних печах.
В 2024 году Министерство цифровой трансформации Украины официально предложило собирать беспилотники дома. После волны критики эта идея была отклонена, но её публичный запуск стал тревожным маркером качества принятия решений.

К 2025 году стало ясно, что лишь от 20 до 40 процентов беспилотников с дистанционным управлением, FPV, действительно достигают своих целей. В результате истинная стоимость уничтожения одного танка оказывается значительно выше заявленной цены в 500 долларов за дрон. Это расхождение во многом объясняется передовыми и быстро масштабируемыми возможностями России в области радиоэлектронной борьбы. Украинская сторона прилагала мало усилий для разработки систем, способных уклоняться от таких помех или предвидеть будущие угрозы, таких как волоконно-оптические беспилотники или автономная навигация в условиях отсутствия GPS.

Основной проблемой была нехватка как государственных экспертов, так и инженерных ресурсов. Разработка таких систем требует глубоких знаний в области программного обеспечения, электроники и системной архитектуры, однако большинство новых компаний представляют собой не более чем «сборочные цеха», не имея технической базы, позволяющей выйти за рамки базовой сборки. В результате Украина не смогла эффективно реагировать на возникающие угрозы, в частности, на волоконно-оптические беспилотники малой дальности и дроны большой дальности с автономной навигацией.

В отличие от этого, как сообщается, Россия выбрала более централизованный подход, полагаясь на заранее отобранную группу крупных оборонных компаний для разработки основных технологий и платформ. Эти компании сосредоточены на ограниченном наборе систем, таких как беспилотники Geran/Shahed, и методично совершенствуют их, внедряя передовые возможности искусственного интеллекта, усовершенствованные электронные компоненты и стандартизированные архитектуры. В результате Россия неуклонно создает более унифицированный и устойчивый оборонно-технологический стек, лучше подходящий для массового производства, долгосрочной итерации и ведения затяжных боевых действий в условиях современной войны.

Украинская модель, с другой стороны, породила целый зоопарк решений — разрозненные, часто несовместимые системы без стандартов и архитектуры. Этот зоопарк невозможно масштабировать. Внутри Украины уже ведутся дискуссии о том, что делать: система теряет конкурентоспособность и ее сложно развивать дальше. Да, кое-какая критика поступает со стороны крупных игроков отрасли, стремящихся вытеснить с рынка небольшие компании, работающие напрямую с военными. Но у этих критиков есть системный аргумент: небольшие команды редко достигают уровня сложного системного проектирования или крупносерийного производства, необходимого для современного оружия. К сожалению, военный опыт Украины пока это подтверждает.

Безусловно, децентрализация производства сыграла решающую роль на начальном этапе войны. Без неё многое было бы невозможно. Этот опыт ценен. Но по мере того, как конфликт затягивается, а требования к качеству растут, становится всё более очевидным, что более централизованные, структурированные подходы, как правило, превосходят децентрализованные, обеспечивая не только результаты, но и просчитываемость.

Есть ли в украинском опыте что-то, что может быть полезно для Запада? Да, но только конкретные методы, изобретения и гибкость команды. Всё это ценно, но общая децентрализованная модель Украины — нет. Нельзя масштабировать зоопарк разрозненных систем в длительной войне; современная война требует масштабируемых решений.

Стратегическая иллюзия? Оборонный сектор Украины

Спойлер
По состоянию на 2021 год оборонный сектор Украины находился в крайне плачевном состоянии. Доминирующим игроком оставался государственный конгломерат «Укроборонпром» (переименованный в «Украинские оборонные системы»), объединяющий более 130 предприятий, большинство из которых были основаны ещё в советское время, включая ГП «Антонов» и ряд заводов, занимающихся производством оружия и ремонтом техники для экспорта в Африку и на Ближний Восток.
Однако главной задачей «Укроборонпрома» до 2022 года было не производство современного вооружения, а корпоратизация и внедрение систем корпоративного управления.

Частный оборонный сектор оставался крайне ограниченным как по масштабам, так и по возможностям. Несмотря на продолжающийся с 2014 года вооружённый конфликт с Россией, в этом секторе не наблюдалось появления новых инженерных вузов или значительного числа конкурентоспособных предприятий, за редкими исключениями.

К началу 2022 года единственный кадровый резерв, хоть как-то связанный с инженерией, состоял из профессионалов из секторов программного обеспечения как услуги, финансовых технологий и развлекательных информационных технологий — тех, кто работал на экспорт до войны и был частью стартап-сообщества, которое знало, как организовывать гранты, питчи и небольшие фонды. С началом войны они обратились к тому, что знали лучше всего: в течение нескольких месяцев после 24 февраля начали появляться мероприятия, конкурсы и акселераторы для оборонных стартапов.

Но не было систематических исследований, анализа технологического развития противника и формулирования реальных потребностей фронта. Не было стратегии. Большинство финансируемых решений оказались экспериментами без контекста — выстрелами вслепую.

Наиболее заметной публичной инициативой была Brave1, по сути, организатор мероприятий и разрозненная сеть менторов, финансирующих отдельные команды. Она предлагала возможности для нетворкинга и питчей, но не проводила глубокого анализа российских технологических трендов, не занималась строгим планированием сценариев и не разрабатывала единый архитектурный проект. Финансирование, предоставленное платформой, было в значительной степени символическим, учитывая масштаб задач: к 2025 году Brave1 выделила всего около 8 миллионов долларов грантов и помогла привлечь около 25 миллионов долларов частных инвестиций, что примерно эквивалентно одному раунду серии A для одного стартапа в Кремниевой долине.

Формат, появившийся на Украине, стал следствием того, какие ресурсы — время, люди и деньги — были доступны в условиях военного шока. Это не было результатом стратегического планирования, а скорее сиюминутным решением.

Для задач низкой сложности, где необходимо быстро создать сотни простых решений, такая модель может быть полезна. Но в долгосрочной системной конкуренции — Китай и Россия против Запада — стартап-модель не масштабируется, поскольку её цель — быстрое прототипирование и решение проблем, а не масштабируемость.

Украинский опыт показал нечто важное: необходима инфраструктура, позволяющая быстро разрабатывать, тестировать и итерировать продукт в рамках одного цикла, в частности, с тестированием непосредственно на поле боя. Но это скорее вывод о важности инженерной и производственной дисциплины, а не аргумент в пользу принятия стартап-подхода в качестве базовой структуры для развития потенциала.

Главная проблема заключается не в том, чтобы создать такой цикл во время конфликта. Конфликт вынудит это сделать. Проблема в том, как сделать его устойчивым в мирное время, когда нет срочности, но есть конкуренция за таланты, внимание и ресурсы.

Например, Китай справляется с этим в больших масштабах: его ведущие инженеры работают в таких компаниях, как DJI, которые работают на коммерческий и экспортный рынок. По разным оценкам, около 60% иностранных компонентов для российских беспилотников и до 80% компонентов, используемых украинскими производителями, закупаются в Китае. Это непрерывное производство, ориентированное на рынок, поддерживает всю систему — от проектирования до логистики — в рабочем состоянии.

Ни один кластер небольших стартапов, какими бы креативными они ни были, не может самостоятельно решить такие проблемы. Экосистеме стартапов не хватает масштаба, и она не может достичь объёма закупок или системной интеграции, необходимых для национальной оборонной архитектуры. Короче говоря, это совсем другой зверь. Создание устойчивой платформы оборонной инженерии — это не просто гранты и встречи; это требует искусства стратегического государственного управления — долгосрочных инвестиций, координации и планирования на национальном уровне.

Потолок гибкости

Спойлер
Война на Украине, несомненно, выявила глубокие системные проблемы в военном производстве в США и Западной Европе, а также наглядно продемонстрировала траектории технологического развития Китая и России. Эти две страны становятся основными ориентирами в будущих неядерных конфликтах, уделяя особое внимание системной согласованности, масштабируемости и технологической зрелости.
В отличие от этого, к началу войны Украина имела деградировавшую оборонную экосистему. Государственный сектор был сосредоточен на внутренних реформах и сохранении экспортных контрактов, унаследованных с советских времен, в то время как частный оборонный сектор практически не существовал. Единственной моделью, которую можно было быстро развернуть, была децентрализованная система снабжения, основанная на небольших производителях, низкотехнологичных решениях и низовых стартап-инициативах.

Эта импровизированная система действительно оказала значительную поддержку в первые годы войны. Она мобилизовала тысячи команд, обеспечила быстрое реагирование и поддержку линии фронта. Но её ограничения были очевидны. Отсутствие стратегического планирования, разрозненность решений, невозможность масштабирования и слабая инженерная база привели к тому, что модель достигла своего предела к 2024–2025 годам. Результатом стал целый зоопарк технологических платформ — нескоординированных, неинтегрированных и зачастую неэффективных в условиях современной радиоэлектронной борьбы.

Несмотря на доминирование украинского опыта в СМИ и общественном дискурсе, его ценность следует оценивать с осторожностью, особенно в таких вопросах, как децентрализация закупок, использование экосистем стартапов для масштабирования в обороне, растущая роль недорогих дистанционно управляемых беспилотников и многое другое. Он даёт уроки о том, что делать, когда ваша оборонная экосистема рухнула, но не даёт ответа на вопрос о том, как построить зрелую оборонную модель на долгосрочную перспективу. По-настоящему ценным может быть сравнительный анализ, включающий понимание того, как организованы долгосрочные инженерные, технологические процессы и экосистемы в таких странах-конкурентах, как Китай и Россия.

Украинская экосистема оборонных стартапов не может рассматриваться как стратегическая альтернатива зрелым государственным системам. Она не отвечает требованиям массового производства, архитектурной совместимости, экспортной жизнеспособности и устойчивости. Она подходит для краткосрочной мобилизации, но не для системной конкуренции.

Соединенным Штатам и их союзникам может быть полезно взглянуть за пределы динамики текущего конфликта и учесть характер потенциальных войн, которые могут возникнуть в течение следующих двух-трех лет, — конфликтов, которые, вероятно, потребуют принципиально иного масштаба и уровня технологической координации. Удовлетворение этих будущих потребностей, вероятно, будет зависеть от способности быстро масштабироваться, концентрировать усилия и инвестировать в долгосрочные инженерные платформы. В частности, Китай и Россия, похоже, движутся в этом направлении, оптимизируя количество платформ, взаимодействуя с промышленными партнерами и планируя на многолетние горизонты.

В такой стратегической ситуации решающим фактором может быть не количество стартапов или недорогих беспилотников, а способность страны разрабатывать глубоко интегрированные, масштабируемые и устойчивые оборонные экосистемы. Хотя украинский опыт дает ценные уроки, особенно в плане гибкости и мобилизации, его следует использовать с осторожностью. Массовая трансплантация этой модели без учета структурных различий в западных оборонных институтах и ​​промышленных базах может фактически подорвать эффективность западной стратегии в долгосрочной перспективе.»